Игорь Нарский - Готфрид Лейбниц
Мир бесконечен и неисчерпаем в качественном и количественном отношениях и в каждом своем пункте полон динамизма, внутренний смысл которого — в развитии познания. «И хотя иногда и встречается попятное движение, наподобие линий с заворотами, тем не менее в конце концов прогресс возобладает и восторжествует» (3, с. 184), причем прогрессивный и бесконечный путь познания есть путь к свободе (3, с. 135). Так намечаются принципы, ставшие столь необходимыми в классическом немецком идеализме начала XIX в. — отрицание отрицания, смыкание онтологического развития с познавательным и усмотрение смысла истории в утверждении свободы.
Если у Декарта мир был структурой, то у Лейбница он оказывается именно системой, ибо понимается как всюду и всегда организованный и не только единый и целостный, но и гармоничный. Декарт полагал, что если хоть одна частица движется, то неизбежно должен находиться в движении весь мир. Лейбниц убежден, что если хоть одна частица мира отличается от другой, то все вещи Вселенной уникальны, но тем самым образуют гармоничное целое. Системное единство мира дополняется у Лейбница системным единством науки, т. е. единством знаний, согласованностью в деятельности ученых и стремлением их к созданию своей всеобщей организации.
Удивительно современно звучат многие положения этого философа-«метафизика»! Оказав сильное влияние на философию истории Гердера и натурфилософию Шеллинга, Лейбниц сыграл крупную роль в исторической подготовке немецкой диалектики начала XIX в. Не менее важно воздействие Лейбница на материалистов XVIII в., в особенности на Дидро и Робинэ, которые развили мысли немецкого диалектика о всеобщих связях и прогрессивном восхождении мира, о его динамизме, неисчерпаемости и незаметных переходах. Мало того, представления Лейбница о природе близки к субатомной физике XX в.! Взгляды Лейбница на неисчерпаемость микрочастиц в большей мере соответствуют современным нам представлениям, чем воззрения Бойля и Ньютона. Столь же важно то, что его диалектические воззрения на мир сплетены с формальной логикой в нерасторжимое и плодотворное единство и предвещают ее эффективное использование для целей познания. От Лейбница наука нового времени унаследовала идеал формальной непротиворечивости и в то же время задачу изучения того, как, где, когда и почему возникают противоречия и как их можно преодолеть и разрешить. Ведь разрешение противоречий ведет к достижению нового этапа единства науки, ибо непротиворечивость знания, никогда, однако, не достигаемая людьми во всей ее полноте, — это логическая основа истинности научных систем.
Задолго до критиков априоризма Канта Лейбниц показал, что формальная логика отнюдь не застыла в своем развитии и не достигла какого-то предела. Но логика, мышление, наука не смогут прогрессировать, если не будет развито искусство оперирования знаками. Ведь «все человеческое мышление совершается посредством некоторых знаков или обозначений (Zeichen oder Charactere)» (19, S. 110). Лейбниц — один из инициаторов аксиоматизации и математизации науки. Истинные предложения всякой науки — это либо исходные принципы, либо следствия из них (19, S. 61, 112). «Наилучший бальзам для души, когда могут быть найдены немногие мысли, из которых по порядку вытекает бесконечно большое число прочих мыслей» (19, S. 24). Аксиоматизация и математизация разрушали иррационализм слепой веры и поднимали на более высокую ступень «естественный свет разума», провозглашенный Декартом.
Примечателен взгляд Лейбница на человека. Последовательное проведение им, начиная с юношеской диссертации 1663 г., «принципа индивидуализации» подчеркивало значение и ценность личности. «Я» есть не модус, но самодеятельная субстанция, неповторимая индивидуальность. Но индивид может и должен обрести себя в рамках целого, и, развивая себя, он все более глубоко осознает и переживает свои связи с универсумом: «Индивидуальность заключает в себе бесконечность» (4, с. 252), тогда как у Спинозы, наоборот, бесконечность поглощает, подавляет и растворяет в себе всякую индивидуальность.
Нет преграды между животным и человеком, но это не ведет к принижению человеческого достоинства: ведь именно люди наиболее преуспели в приобретении знаний, и их прогрессу нет конца. Опредмечивание человеческого духа в продуктах его научной и технической деятельности не только не мешает этому прогрессу, но есть его необходимое условие. Просвещенный разум неистребим и вечен, а подлинное бессмертие человека — в его знаниях, которые он передает обществу. Общество же, в представлении Лебница, — гармоничный «хор» монад-людей, каждая из которых через развитие своей индивидуальности способствует развитию и благу всех. Итак, все личности самостоятельны и активно и свободно служат интересам целого, совпадающим с интересами их самих. Возникает своего рода «демократическая монархия» монад, в которой каждый индивид соучаствует в процветании сообщества через науку, реализующую его стремление к Высшему Разуму как вершине этого сообщества.
В этих идеях и представлениях Лейбница было много утопически-просветительского и наивно-прекраснодушного, но в них была и исторически прогрессивная сторона. Недаром спустя более чем столетие Фихте и Гегель не только примкнули к этим идеям, несколько изменив их на свой манер, но и развили их основное ядро. Влияние Лейбница на более близкую ему по времени передовую мысль было, однако, осложнено как тем, что он далеко обогнал многих современников, так и тем, что религиозная оболочка «Теодицеи» и всей его философской системы затрудняла адекватную ее оценку.
В Германии XVIII в. вплоть до Канта господствовала школа X. Вольфа, который «обработал» систему учителя в духе эклектического рационализма, утратил ее диалектическое ядро, но сохранил просветительскую верность научному знанию и глубокое убеждение в его неодолимости. Именно это ценил в вольфианстве М. В. Ломоносов, хотя он решительно отвергал плоскую телеологию, монадологию и отождествление логического с реальным.
«Сорокалетнего Канта можно назвать лейбницеанцем», — писал историк философии Хиршбергер (65, S. 183). Конечно, воздействие идей Лейбница — Вольфа на «доктритического» Канта хорошо известно. Но и «критический» Кант многим был обязан Лейбницу, унаследовав различение между мирами сущности и явлений, принципы само-замкнутости сущностей и познавательной активности сознания. Заметные следы влияния Лейбница сказались на творчестве Дидро и Гёте (учение о метаморфозах), Якоби и Шеллинга (рассмотрение мира как организма), а тем более Гегеля (прежде всего развитие есть самопознание). Как и Лейбниц, Гегель стремился включить в «снятом» виде в свою философскую систему все значительные учения прошлого, т. е. превратить историю философии в звено своей собственной философии. Он преуспел в этом больше, ибо постарался понять и истолковать процесс приближения предшественников к своей философии исторически, но он же, Гегель, недостаточно верно и полно определил роль Лейбница в развитии диалектического метода, а тем более не понял величия его логических идей и взглядов. Линии влияния Лейбница протягиваются к Бошковичу, Петрониевичу, Якоби, Больцано, Гербарту, Лотце, Вундту, Ренувье, Виткевичу, Гейяру, американским персоналистам.
