Леонид Кравченко - Лебединая песня ГКЧП
Это — с одной стороны. С другой стороны, нужно учитывать реальности. Уже нет так называемого монстра — Гостелерадио и не должно быть той административно-командной системы управления, которая связана с ним.
Ситуация такова, что есть 14 республик, которые уже имеют свои независимые, суверенные, как и сами республики, телерадиокомитеты, как бы они ни назывались в будущем — компаниями, концернами, корпорациями. Есть решение российского правительства о создании российской телерадиокомпании. Я отношусь к нему с большим уважением.
Теперь некоторые деловые соображения. Например, в каких пропорциях должны быть общественно-политическое и художественное вещание?
Давайте зададимся вопросом, не происходит ли на телевидении и радио девальвация политического вещания, политических процессов, самой политической реформы? Многие телезрители уже отравлены политическими речами, как наркотиками. Они сами становятся политическими наркоманами.
Настоящим лекарством в этом больном обществе может быть художественное телевещание. И на это сегодня надо смотреть глазами не только профессионалов, но и глазами политиков.
Здесь ведь тоже происходят страшные процессы. Началась коммерциализация искусства. Государство как бы отказывается от меценатства и толкает Министерство культуры, все органы, учреждения культуры на самофинансирование. Стыдно стало ходить в кинотеатры, театры с детьми, с женами. Но сегодня меня чрезвычайно удручает то, что и на телевидение пришло бесстыдство в больших масштабах. А ведь все телевидение в мире защищено от этого законами. Ничего подобного нет на государственном телевидении ни в Италии, ни во Франции, ни в ФРГ. Нет этого в США, нигде этого нет. Эротику, порнографию, ужасы, насилие можно найти на коммерческих каналах, в гостиницах, но за дополнительную плату.
Когда в больном обществе, скажем, кинематографисты провозглашают, что мы безнравственны, бездуховны, а сами создают образцы безнравственного, бесстыдного искусства, это никуда не годится.
Нам нужно ужесточить критерии высокой художественности, повысить планку спроса в художественном вещании, и особенно в музыкальных программах.
Не надо запрещать никакие жанры. Это всем нам ясно, но должны сохраняться критерии большого искусства, причем во всех жанрах — ив рок-музыке, и в поп-музыке, и в классической, и в народном творчестве.
Я буду настаивать на том, чтобы телевидение было остросоциальным, обеспечивая защиту социальных интересов людей. Только тогда оно будет уважаемое, только тогда нас будут воспринимать не только как развлекаловку. От нас будут ждать помощи и будут обращаться к нам.
Таким было это выступление. Еще до этой встречи я успел дать несколько интервью, в частности газетам «Правда» и «Известия», в которых более пунктирно высказал ту же концепцию. Вспоминаю, как в один из дней ко мне напросились сразу два журналиста: от «Правды» Н. Кривомазов, от «Известий» Вл. Арсеньев. Времени не хватало, я был вынужден принимать их вместе.
Вот тогда-то и произошел любопытный эпизод. Во время нашего разговора мне позвонил Николай Иванович Рыжков и напомнил, что остается всего неделя до представления документов о реорганизации Гостелерадио. Я ответил ему: «Об этом помню. Я выполню волю президента». Арсеньев подхватил эту фразу и опубликовал интервью со мной в «Известиях» под названием «Я пришел, чтобы выполнить волю президента». На самом деле, конечно, так поверхностно, механически нельзя было ни тогда, ни позднее воспринимать всю мою работу, связанную с телевидением и радио.
Кривомазов же назвал свой материал «Останкинский передел» и был, на мой взгляд, более точен. Хотя каждый из корреспондентов сказал правду.
Не хочу и не буду говорить здесь о той картине, которая предстала взору, когда я стал вникать в работу телевидения. Михаил Сергеевич Горбачев был прав в своих оценках, когда приглашал меня на работу в Гостелерадио. Из своего кремлевского далека он видел главное: на телевидении утрачено управление творческим процессом. Получив свободу и самостоятельность, в редакциях перестали думать о том, ради чего они были созданы. Все с алчностью юконских золотодобытчиков кинулись обогащаться. Практически не стало ни одной передачи, в которой бы не было явной или скрытой рекламы. Эфирное время продавалось за бесценок. Эфир заполонили дешевка и пошлость. Забегая вперед, скажу: к сожалению, мне так и не удалось до конца навести в этом деле порядок.
В совершеннейшем упадке находились общественно-политические программы, прежде всего социально-экономического содержания. Ведь сегодня, когда рынок, рыночная система и рыночные взгляды входят в каждый дом, в каждую семью, нужны специальные передачи, посвященные рыночной экономике, самым больным проблемам, связанным с экономикой страны. Здесь надо было бы занять чрезвычайно жесткую позицию с возможной критикой и правительственных структур, и тех же президентских указов, которые в той или иной степени не учитывают новых реалий дня.
Предполагалось, что телевидение и радио вместе с профсоюзами, вместе со всеми институтами социальной защиты, различных слоев и групп, а в первую очередь тех, кто больше всего уязвим, — пенсионеров, инвалидов, детей, студенчества, молодежи, должны найти свои особые формы работы. Телевидению необходимо выработать активную позицию, она должна быть закреплена и проведена через цикл новых социально-экономических программ, работающих исключительно на достижение поставленных целей, решение социальных задач.
Я предполагал, что такое вот сочетание информационного вещания и нового подхода к социально-экономическому вещанию — это и есть то, что нам нужно. Это будет составлять 25–30 % всего объема вещания. А все остальное — художественное вещание, увеличение музыкальных, литературных программ, развлекательных. В то же время надо усилить борьбу с пошлостью, эротикой, порнографией, которые совершенно открыто стали проникать через музыкальные видеоклипы, фильмы-поделки, коммерческое телевидение, видеокассеты.
Помню, как на заседании Верховного Совета СССР, когда встал вопрос об элементарном соблюдении норм нравственности в средствах массовой информации, в искусстве, на телевидении, с резкой репликой выступил президент Горбачев. Он обратился прямо ко мне в зале: «Мы зачем вас послали на телевидение? Наводите порядок!»
Но борьба с пошлостью на телеэкране входила в концепцию тоже. Мне виделось создание такого нового образа художественного вещания, которое бы несло в себе добрые начала — воспитателя, просветителя и умного собеседника. Это главное. Государственное телевидение должно быть свободно от коммерции в эфире, но обязано находить средства для того, чтобы привлекать лучших мастеров культуры и создавать и для кино, и для театра музыкальные произведения и изобразительные передачи, достойные нашего народа. Просвещать, заражать гуманистическими идеями, давать образцы нравственности, воспитывать уважительное отношение людей друг к другу, терпимость, гражданское согласие. Все это может и должно делать телевидение.
