Давид Ортенберг - Год 1942
- Что же им ответили? - спросил я Микояна.
- А им сказали, - рассмеялся Анастас Иванович, - что "Красная звезда" не то имела в виду, что вы имеете в виду...
Если бы не этот случайный разговор с Микояном, для меня навсегда осталось бы тайной, чем же был вызван краткий и категоричный звонок Сталина, в чем наша ошибка?
А такое не раз бывало. Вспоминаю 20-е октября сорок первого года. В Москве было объявлено осадное положение, мне позвонил Сталин и сказал:
- Напечатайте в завтрашней газете фото Жукова... Такое указание было для меня полной неожиданностью.
До сих пор в "Красной звезде" публиковались фотографии командиров частей, дивизий, иногда - корпусов. Всегда в связи с какой-либо боевой удачей. А вот командующие фронтами... Не было еще у нас побед такого масштаба, чтобы подымать на щит командующих фронтами. Конечно, я не стал спрашивать Сталина: почему? зачем? Напечатали большой портрет Жукова, на две колонки. Но все же задумались: чем же это вызвано. Возможно, портрет Жукова должен был засвидетельствовать, что во главе войск, защищающих Москву, поставлен полководец, на которого народ и армия вполне могут положиться. С другой стороны, возникало и иное предположение, напрямую связанное с уходом Георгия Константиновича с поста начальника Генштаба. Конечно, тот июльский инцидент в Ставке не мог не оставить горького осадка в душе Жукова. Это, несомненно, понимал и Сталин. И не исключено, что в лихой час битвы за Москву он решил дать понять Георгию Константиновичу: на той, мол, истории, тяжелой для них обоих, поставлен крест. Впрочем, правильный ответ до сих пор остается загадкой.
Не могу сказать, что Сталин плохо относился к "Красной звезде". Знаю, что он просматривал газету, кое-что читал. Не раз бывало, мне передавали его поощрительные реплики по поводу того или иного материала, опубликованного в газете, порой и критиковал нас. Не раз звонил и подсказывал, на какую тему надо выступить, в частности в передовицах. В спорах, которые бывали с руководством Главпура, Сталин порой поддерживал редакцию (об этом разговор впереди). И связь с Верховным была у меня напрямую: по первому же звонку подымал трубку не помощник Поскребышев, а сам Сталин. На мои письма отвечал в тот же или на другой день... Словом, обижаться мне как будто не было оснований...
Но вот эти краткие, категоричные, без объяснения звонки! Ныне, когда прочитано немало мемуарных книг полководцев и военачальников, встречавшихся со Сталиным и работавших в Ставке, ответ напрашивается сам по себе: таков, видимо, был характер Сталина, стиль его: не всегда объясняя, мол, сказано сделай...
К слову сказать, обида тогда не терзала мое сердце. Действительно: раз сказано - надо делать. Были лишь недоумение, попытка - иногда удачная, иногда напрасная - узнать, что кроется за тем или иным звонком Сталина...
* * *
Наш спецкор Николай Денисов прибыл в одну из дивизий дальних бомбардировщиков, и там ему показали письмо летчику Жугану, написанное неровным почерком на листочке, вырванном из школьной тетрадки: "Здравствуй, Коля!.. Здоровье пока неважное. Врачи заключают, что не совсем в порядке с желудком и костями таза. В общем, с такой высоты сковырнуться - это еще отлично..."
Летчики объяснили: это письмо штурмана Ивана Чисова. Прыгнул парень с высоты семь тысяч метров с нераскрытым парашютом! Узнал Денисов все обстоятельства этого происшествия и прислал в редакцию корреспонденцию. Прочитал я ее и не поверил. Вызвал Денисова в редакцию. Он заверил, что все было точно так, как он написал. Группа бомбардировщиков после выполнения боевого задания возвращалась на свой аэродром. Недалеко за линией фронта на них напали "мессершмитты". Завязался воздушный бой. Одному из "мессершмиттов" удалось перебить тяги рулей управления на самолете Жугана. Машина перешла в беспорядочное падение. Жуган отдал приказ: "Прыгать с парашютами!"
Штурман Иван Чисов на высоте 7000 метров выпрыгнул из своей рубки. Немцы, заметив, что экипаж оставляет машину, пытались расстрелять летчиков в воздухе. Штурман решил перехитрить фашистов: пошел затяжным прыжком. Несколько раз перекувырнувшись в воздухе, он вошел в штопор. Все усилия Чисова выйти из этой опасной для парашютиста фигуры не увенчались успехом. Вращение усиливалось с каждой секундой, и летчик потерял сознание.
Жуган покинул машину на высоте 6000 метров. Следуя примеру штурмана, он некоторое время не раскрывал парашют, а затем благополучно приземлился на опушке леса. Его встретили гвардейцы-конники. Они привели Жугана в деревню, где уже находился Чисов.
- Ну, как? - спросил Жуган.
Штурман молча показал на угол. Там лежал его нераскрытый парашют.
Упасть с 7000 метров и остаться живым! Могло ли такое быть? Оказывается, штурман при ударе о землю попал в огромный рыхлый, нависший над оврагом снежный сугроб. Пройдя сквозь него и уменьшив этим скорость падения, Чисов продолжал по касательной скользить по снежному покрову стенки оврага. Торможение было столь сильным, что штурман не разбился. Его сразу же отвезли в медсанбат, оттуда - в госпиталь, затем эвакуировали в Москву.
Корреспонденция под заголовком "Небывалый случай в истории авиации" после разговора с Денисовым была поставлена в сегодняшний номер газеты.
Кстати отмечу, что Денисов как истый газетчик проследил судьбу героя своей корреспонденции. После выздоровления Чисов преподавал в авиационном училище, затем закончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, а позже ушел в запас, стал пропагандистом. Разыскал Денисов и хирургов, лечивших летчика. Через 25 лет в редакции "Правды", где Денисов уже работал редактором военного отдела, произошла трогательная встреча Чисова с врачами.
* * *
На войне не все время и не все стреляют. Дни и часы затишья заполнены всевозможными делами и событиями, некоторые из них приносят фронтовикам немалые радости. Об одном из таких событий рассказывает на страницах газеты режиссер Центрального театра Красной Армии Алексей Попов, уже тогда заслуженный деятель искусств. Приведу отрывки из его записей, напечатанных под заголовком "Концерт в блиндаже":
"...7 марта. Заиграл баян. Выступают певцы. Шумные аплодисменты заглушают близкие разрывы вражеских мин.
После особенно лихого перебора баяниста в наступившей тишине кто-то протянул с восхищением:
- Да-а... С такими пальцами хорошо на автомате играть...
Необычайный подъем овладевает нами. Ну, как не удивляться силе искусства! Вот связист - он раздваивается: лицо его обращено к "сцене" и полно неподдельного восторга, но время от времени, не отрывая глаз от артиста, он кричит что-то серьезное в трубку. Другие связисты держат свои телефонные трубки, "транслируя" концерт по сети - для товарищей, находящихся на посту на огневых позициях.
