Все цвета любви - Бернард Каролин

Тем временем настроение у Тома окончательно испортилось, потому что у него возникли проблемы с двигателем и пришлось сделать аварийную посадку.

— Извините, дамы, но на этом полет окончен. Мне нужно отремонтировать двигатель.

— Доберемся на поезде, — заявила Фрида, вытаскивая багаж из кабины.

В Нью-Йорк они попали лишь через неделю, но дальше жизнь сразу наладилась. Фрида и Мэри сняли на двоих номер в отеле недалеко от площади Вашингтона. Почти каждый день подруги ходили в кино и по магазинам, посещали выставки и обедали в китайских и итальянских ресторанах. И Фрида была рада снова увидеть Эллу Вулф и Люсьенн Блох. Она без утайки рассказала им о предательстве Диего. В доверительных беседах с подругами она постепенно начала восстанавливать душевное равновесие: ей стало легче дышать, и будущее уже не казалось таким мрачным.

А однажды вечером на пороге их номера появился Николас Мюрей собственной персоной, фотограф родом из Венгрии. Фрида чуть не лишилась дара речи. С момента их первой встречи прошло уже много лет. Фрида видела его снимки в журналах и с грустью вспоминала о том вечере, когда он пришел к ним с послом Морроу. И вот теперь Ник снова стоял передней, и она поняла, что это неспроста.

— Ты задолжала мне пару фотографий, сказал он, нерешительно топчась в дверях. В темных глазах Мюрея Фрида увидела боль и надежду. И любовь. Она не могла оторвать взгляд от прекрасного лица Ника. И ей, конечно, было приятно, что и он смотрит на нее с восхищением. Заметив, что Фрида рада его появлению, он заключил ее в объятия и, зарывшись лицом в ее волосы, пробормотал:

— Мы потеряли столько времени.

— О чем ты?

— Я влюбился в тебя еще в первую встречу. Но ты не замечала никого, кроме Диего. Вот я и пришел узнать, не изменилась ли ситуация. Ведь ты здесь одна.

— О, Ник, — прошептала Фрида и подарила ему страстный поцелуй.

Они виделись при любой возможности. Ник начал фотографировать в цвете и смог наконец запечатлеть весь блеск и красоту разноцветных платьев и украшений художницы. Когда он принес Фриде первые снимки, у нее от восхищения перехватило дух. Она увидела себя в ярко-синей шелковой блузке с вышивкой; золотая цепь с амулетом была несколько раз обернута вокруг шеи, в ушах красовались тяжелые серьги. Она надела их только для фотосессии, потому что они сильно оттягивали мочки. На лице, совершенно чистом и ровном по тону, выделялись алые губы со слегка вздернутыми уголками. Больше всего поражал взгляд из-под темных бровей: нельзя было точно определить, смотрит художница на зрителя или нет. Казалось, в глазах поблескивают слезы, но это было лишь отражение фотовспышки.

— Ник, в жизни я не такая красавица! Как тебе это удалось? Я выгляжу такой загадочной, такой уверенной в себе. Как будто во мне живут несколько женщин.

Фрида снова и снова пересматривала снимки, разложенные на столе. И в глазах у нее действительно заблестели слезы, так ее тронули фотографии. Ее увидели и поняли, возвысили и воспели.

Ник стоял перед ней, и Фрида ощущала приятную дрожь от его присутствия.

— Я вижу тебя именно такой, — нежно сказал он.

— Спасибо, — поблагодарила его Фрида.

Он обнял ее, а она прижалась к нему, сомкнув руки у него на шее.

На следующее утро, когда Ник ушел, Фрида осталась в постели, погрузившись в размышления. Если бы она не уехала от Диего, ей и в голову не пришло бы влюбиться в другого мужчину. Ривера с его ревностью не остановился бы и перед побоями. Кроме того, пока они были вместе, у нее не было времени заводить романы. Она позволяла себе разве что мимолетный флирт, только из любопытства или ради мести.

G Ником все было иначе. Фриду удивил напор, с которым фотохудожник ворвался в ее сердце, навечно, как она считала, отданное Диего. С момента неожиданного появления Ника у дверей Фриды они виделись почти каждый день. Они занимались любовью, но не забывали и о работе. Они дополняли друг друга, им было хорошо вдвоем. С Ником Фрида чувствовала себя равной, а не молодой женой гения. С Мюреем жизнь казалась намного проще. Но следовало проявлять осторожность: Ривера ни в коем случае не должен был прознать об их романе.

— Зачем скрывать? — поинтересовался Ник, довольно быстро сообразив, что ее гложет.

В голосе любовника слышалось раздражение. Как же объяснить Нику, что она не может бросить Диего? Со времени приезда Фриды в Нью-Йорк эластичная нить между супругами натянулась как струна. Диего писал письма, полные любви, нежности и страсти, умоляя жену вернуться в Мексику. Он прикладывал фотографии обезьянок и собак Фриды и даже отправлял ей деньги: «Чтобы ты себе ни в чем не отказывала». Она отвечала, что теперь совершенно иначе смотрит на его интрижки и бесконечно меняющихся ассистенток: «Я люблю тебя больше жизни, и ты тоже привязан ко мне, правда?»

Фрида отложила карандаш и перечитала послание. Ей было нелегко написать эти слова. Потребовались многочасовые разговоры с Анитой, чтобы решить, стоит ли расставаться с Диего или надо вернуться к нему. А если вернуться, то на каких условиях? Фрида с горечью осознала, что никогда не сможет уйти от Диего, и ту боль, которую он ей причинил, она испытает еще не раз. Раны будут заживать медленно и никогда окончательно не затянутся. Но она верила, что выдержит. Она будет любить Диего, но по-другому, не так, как прежде. Когда Фрида впервые смогла выговориться, у нее словно камень с души упал. Она вдруг ясно поняла, что делать дальше. Она еще побудет в Нью-Йорке, а потом вернется в Мексику и воссоединится с Диего. Потому что она любит его, пусть не такой романтичной любовью, как в начале отношений, но более зрелой.

Нику она ничего не сказала. Ей не хотелось знать, действительно ли он не понимает ее чувств или притворяется. Сейчас они были вместе, они были счастливы, а остальное не имело значения. Фрида наслаждалась каждым мгновением, проведенным с Мюреем. В постели с Ником все было настолько иначе, что иногда Фриде даже не верилось. Однажды, обхватив его голову руками, она подумала, что совершенно счастлива. Ник дал возлюбленной то, в чем она так нуждалась: плечо, на котором можно выплакаться, нежность и страсть.

— Если ты так любишь Диего, как уверяешь, зачем же изменять ему? — недоумевала Люсьенн. Подруги сидели за одним из грязноватых столиков в «Деликатесах Каца» в Нижнем Ист-Сайде. С тех пор как Фрида впервые попробовала здешний сэндвич с пастромой, ее сердце было покорено. Она впилась зубами в белую булку с мясом и принялась жевать. Соленый огурчик делал вкус сэндвича просто идеальным. Персонал за прилавком закусочной уже знал художницу и обслуживал ее с подчеркнутой галантностью.

— За такой сэндвич можно умереть! — простонала Фрида с набитым ртом. — Почему я не пробовала его раньше? Единственная по-настоящему вкусная еда во всех США.

Люсьенн засмеялась и отпила глоток вина.

— Серьезно, Фрида. Я по-прежнему тебя не понимаю. Ты чуть не умерла от горя, когда Диего и твоя сестра… ты понимаешь, о чем я. А теперь сама завела любовника, и это не просто безобидный флирт. Объясни.

— Только не подумай, что Ник — моя первая интрижка.

— Да это вообще не интрижка, — возразила Люсьенн.

— Ты права. Я просто хотела сказать, что у меня и раньше случались легкие романы. Но до серьезных отношений не доходило. С Ником все по-другому. Если бы мое сердце не было занято Диего, — она отложила сэндвич и поднесла руку с кольцом к сердцу, — я бы осталась с Ником. Я люблю его. Но Диего люблю еще больше. — Она снова взялась за сэндвич, но рука остановилась на полпути ко рту. — Надо смириться с тем, что мы с Диего не можем любить друг друга на равных. Один из нас всегда обречен терпеть поражения. За последнее время я это поняла. Теперь давай поговорим о чем-нибудь другом. Не хочу портить впечатление от пастромы.

На следующее утро Фрида проснулась и лениво потянулась, а затем прижалась всем телом к мужчине рядом с ней. Хотя окно было закрыто, с улицы доносился шум. Квартира Ника располагалась на одном из последних этажей небоскреба, но суета большого города проникала и сюда. Снаружи стояла холодная нью-йоркская зима, а в квартире, напротив, было жарко, как в печке, потому что отопление нельзя было отрегулировать.