Валериан Альбанов - На Юг, к Земле Франца-Иосифа
В палисаднике было устроено кузнечное горно, причем мех был какой-то особенной конструкции, не виданной мною еще нигде. Дверь в постройку была закрыта плотно, и к ней прибита лошадиная подкова, кажется, у всех считающаяся эмблемой счастья. Войдя в помещение, мы увидели, что жить здесь вполне можно. Налево стояла чугунная печка, около которой стоял ящик с мелко напиленными дровами, направо был столик, а прямо против двери — широкие нары.
Была здесь и некоторая утварь, лампа и посуда. На полу, правда, и здесь был слой льда, но не толстый, который не трудно было убрать. Здесь мы и устроились сложив на столе свои «покупки»- консервы и сухари. Скоро весело запылал огонь в печке, стало жарко, и мы могли наконец, снять с себя мокрую еще после нашего купанья одежду; принялись готовить обед, сварили суп из хорошего жирного консервированного мяса, запустили его найденным сушеным картофелем и с аппетитом принялись обедать с долгожданными сухарями. Как приятно было раздеться в жарком домике, после трех месяцев пребывания на холоде! Мы были дома, были сыты и у нас было все, что только мы могли пожелать и о чем, конечно, не мечтали, когда шли к мысу Флора! Флора превзошла все наши самые смелые мечты. Утомленные и дорогой, и массой новых впечатлений мы легли спать в обстановке, от которой отвыкли. Сколько раз мы мечтали об этой минуте, об этом тепле, когда в метель, мокрые, голодные и холодные тащились по тяжелой дороге по льду, безнадежно поглядывая на горизонт и ломая голову, как достать топлива, что бы хотя натаять воды изо льда для питья перед сном.
Да, теперь мы были спасены. Теперь мы не опасались за будущее. Только бы собрать нам наших раскиданных спутников! Где-то они теперь?
Приготовление к зимовке
Спали мы, как убитые, и, должна быть, долго. После завтрака принялись за работу, которой было много. Прежде всего надо было подвести к поселку каяк, оставленный версты за две отсюда, вытащить его в безопасное место и взять в домик все остатки нашего снаряжения, которого, правда, осталось немного: компас, бинокль, хронометр, секстан, две книжки, паруса, топор, спички, да две или три банки, из которых одна была с почтой. После этого нам предстояло приняться за большую спешную работу: спасать провизию, валявшуюся в воде и грязи, которая с каждым днем портилась все больше. За провизию, вмерзшую в лед, мы особенно не беспокоились, она еще может ждать. Пока мы принялись собирать разбросанные везде банки, а их было много. Тут пришлось убедиться, что добрая половина банок, к сожалению, была уже негодных: иные были пробиты, иные проржавели насквозь, и провизия в них уже испортилась. Но оставшиеся были все собраны, просушены и рассортированы. Пока не была устроена нами кладовая для хранения провизии, мы эти банки расставили частью в нашем палисаднике, а частью прямо около амбара на досках.
После этого приступили к выкалыванию изо льда полуобнаженных ящиков и банок, сверху покрытых талой водой. Начались «раскопки Помпеи». Постепенно ящик за ящиком, банку за банкой, боясь повредить, работая ножами и топором, стали мы извлекать на свет божий различные консервы и вещи. Работа кропотливая, требующая терпения, но зато и интересная, полная самых неожиданных открытий и приятных сюрпризов.
Чего-чего мы не нашли только во время этих раскопок! Пеммикан[58], мясо, баранина, свинина, кролик, всевозможная рыба, масло, какие-то колбасы в запаянных банках, сушеная и прессованная зелень, сушеный картофель, большие плитки шоколада, но без сахару, какой-то яичный порошок, должно быть, для печения и пр. и пр. Многое из этого перечня было порченое, хотя и сохранилось под слоем льда. Должно быть, оно испортилось ранее, когда этого льда еще здесь не было, следовательно, не в этом году.
Во льду же, покрытом водой, мы нашли целые пуды чая в жестяных полуфунтовых коробках; почти весь чай был никуда не годен, так как коробки поржавели и чай отсырел и заплесневел. Тем не менее мы взяли несколько коробок наиболее сохранившихся и, просушив его, пили с удовольствием. В больших железных банках, открытых сверху и залитых водой, нашли мы несколько пудов кофе, который был окончательно испорчен. В железных бидонах, тоже под водой, было найдено много овса, по-видимому, для лошадей. Хотя он и отсырел, но мы пробовали из него сделать овсяной кисель, и получилась вполне съедобная вещь, так что мы решили этот овес еще использовать зимой. В амбаре же нашли мы два ящика с галетами, совершенно размокшими и превратившимися в кашу. Нашли несколько пудов керосину и ящик стеариновых свечей, что будет очень кстати длинной зимней ночью. Найдены были лохмотья уже совершенно истлевшей одежды. Найдены были шелковые легкие палатки, причем на каждой из них были шелковые же красные надписи и номера каждой палатки, эти надписи, по-английски, поставили меня несколько в тупик: «Полярная экспедиция Циглера № 12». Подобные надписи или клейма были на многих найденных нами предметах: на топорах, на лыжах, на каяке, на приборах для варки пищи специально в санных экспедициях, на лопатах и пр. Все вещи были лучшего качества и каждая занумерована. Этот неизвестный нам Циглер [59]совершенно сбил меня с толку.
Как я уже говорил, первоначально у нас составилось очень простое представление: мы еще не нашли зимовки Джексона и находимся в становище Седова. Немного смущало, правда, обилие разного старья и запущенность построек, но часть хлама была еще закрыта снегом, а кроме того, мы это объясняли спешным уходом зимой, при вторичном посещении Флоры. Судно же Седова, должно быть, вернулось в Архангельск, высадив экспедицию на мыс Флору, как это предполагалось в 1912 году. В этом году судно должно прийти; в тех банках, привешенных к дому, находится почта на случай, если бы санная экспедиция вернулась позже прихода судна. Как могло у меня составиться такое ложное представление, я, право, не могу себе объяснить. Дом, очень хорошо сохранившийся снаружи, которому, право, можно было дать на первый взгляд скорее год, чем двадцать лет, две надписи Седова, наше предвзятое ожидание найти только развалины становища Джексона, почта, составленная Седовым, две или три пустые банки из-под русских консервов, найденные в усадебке, где мы жили, это те первоначальные причины моего заблуждения, в котором я был дня два. Однажды, забравшись в большой дом, который очень походил внутри на помойную яму и в котором слой грязи и льда был толщиною до двух футов, у одной стены, в закоулке, за грязными заплесневевшими койками, мы нашли вместо обоев какой-то сгнивший лоскут. Он был невелик, и внутри дома нельзя было разобрать ни материала, из которого он сделан, ни цвета его. Но рассматривая эти лохмотья при свете солнца, мы увидели, что это сукно, совершенно истлевшее и когда-то зеленого цвета. Внезапно я припомнил, что Нансен, описывая жилище Джексона, говорит, что стены его были обтянуты зеленым сукном.
