Василий Балакин - Генрих IV
Печальное зрелище открывалось его взору: не только опустошенные поля, разграбленные и разрушенные замки и крестьянские дворы, но и, что хуже всего, исковерканные человеческие судьбы и души. У людей не было ни малейшего уважения к человеческой жизни, повсюду царило кулачное право, каждый считал, что ему позволено разделаться с противником без суда и следствия, глядя на него как на свою законную добычу. Не принимались в расчет ни религия, ни политическая принадлежность: движимые завистью и чувством мести представители одной партии готовы были обрекать друг друга на гибель. Обезлюдели целые деревни, лежавшие в руинах. В городах царила нужда. Чиновники не получали жалованья, сборщикам налогов нечего было собирать, а если что-то и удавалось взять, то полученным они распоряжались как собственным достоянием. Правосудие не имело ничего общего с праведным судом, превратившись в один из способов грабежа.
Поэтому свое губернаторство Генрих Наваррский начал с наведения элементарного порядка, ликвидировав вооруженные банды, терроризировавшие мирное население, грабившие крестьян, захватывавшие замки и города. Он обещал свою защиту и покровительство всем обитателям края, будь то католики или протестанты, заявляя, что все они — французы, сограждане в общем для них отечестве. Ажанские ордонансы от 1 апреля 1577 года предусматривали всевозможные меры по обеспечению мирной жизни в Гиени и оживлению в ней хозяйственной деятельности. Нарушителей — грабителей, бунтовщиков и насильников — ожидали суровые наказания, от тюремного заключения до смертной казни. Контроль за исполнением законов король Наваррский осуществлял лично, непрерывно совершая поездки по стране, сближавшие его с сельским населением и способствовавшие зарождению легенды о «добром короле Генрихе», нашедшей свое отражение в многочисленных анекдотах, в свое время собранных и опубликованных французскими историками. Нет необходимости говорить о достоверности этих забавных историй, однако они передают господствовавшие тогда настроения, своего рода общественное мнение. Несомненно, что Генрих Наваррский среди простого народа Франции был более популярен, чем в верхах общества, где имелась возможность составить о нем более многостороннее представление. Широкую известность получили его прозвища Длинноносый и «Мельник из Барбасты» — он любил во время охоты останавливаться на мельнице с таким названием, издавна принадлежавшей роду д’Альбре и хорошо укрепленной. О всякого рода «непотребствах» с участием «короля Анри», например, о бале, данном в его честь в Ажане и закончившемся массовым изнасилованием «буржуазок», апологеты его лубочного образа предпочитают не вспоминать.
После подписания мира в Больё сложилась ситуация, представлявшаяся опасной руководителям католической партии, не желавшим идти ни на какие компромиссы с «еретиками», и они организовались для отражения общих для них угроз. Генрих Гиз, которого победа при Дормане и шрам на лице сделали очень популярным, а управление немалой частью королевства — весьма могущественным, учредил Лигу, имевшую своей целью защищать провинции Франции, давая им льготы и свободы, какими они не располагали со времен Средневековья. Основной идеей Гиза было объединить вокруг себя католиков, по возможности привлечь на свою сторону также умеренных протестантов и при их поддержке завладеть короной Франции. Конде к числу умеренных не принадлежал, и ему не удалось вступить в должность губернатора Пикардии, где он натолкнулся на мощное сопротивление лигёров. Те же трудности ожидали его и в городах, по мирному договору переданных под его управление. Лига, костяк которой составляли воинствующие католики, стремительно набирала авторитет и популярность в народе. Лигёры заявляли, что объединились во имя защиты законов и исконной религии Французского королевства. Они обязались слепо подчиняться своим вожакам и всячески вовлекать в организацию новых членов — дворян, солдат, торговцев и простых крестьян. Вступая в Лигу, точно в духовно-рыцарский орден, приносили присягу, что придавало организации некий ореол таинственности и делало ее еще более привлекательной. Особым влиянием и популярностью Лига с самого начала пользовалась в Париже, где ее возглавлял сам президент Парижского парламента, близкий друг Гизов. Неформальным же лидером организации оставался сам Меченый.
Вскоре под знаменами Лиги уже находилось около пятидесяти тысяч человек кавалерии и тридцати тысяч пехоты. Провозглашая своей целью восстановление авторитета короля и католической религии, на деле она служила интересам Гизов. Подобной мощи протестантам нечего было противопоставить, учитывая отсутствие единства среди них. Герцог Анжуйский, обосновавшись в Бурже, совершенно пренебрегал прежними друзьями. Король Наваррский, хотя и поменял веру (в пятый раз!), встретил в Ла-Рошели не тот прием, на который, вероятно, рассчитывал. Дамвиль и Конде, резонно полагая, что гораздо лучше, нежели он, послужили делу протестантизма, не спешили признавать его верховенство.
Генрих III, понимавший, какую угрозу для короны представляет герцог Гиз, хитростью обошел его, провозгласив себя главой Лиги, тем самым оттеснив опасного соперника на задний план. Чтобы упрочить свой авторитет, король созвал Генеральные штаты, заседание которых открылось 6 декабря 1576 года в Блуа. На открытии Генрих III произнес замечательную речь, взывая к примирению и единству, хотя на уме у него было совсем другое: вырвать из рук лигёров лидерство и покончить с протестантизмом, что выбило бы почву из-под ног Гизов. Король вознамерился возглавить католическое движение. Ход удался, но его последствия не были должным образом просчитаны. Поскольку большинство депутатов разделяло идеалы Лиги, за подавление протестантизма во Франции проголосовали с готовностью, тем самым спровоцировав очередную, уже шестую по счету, гражданскую войну, которая продолжалась в течение нескольких месяцев в 1577 году и разворачивалась главным образом в Сентонже и Лангедоке.
Генрих Наваррский, исполняя должностные обязанности губернатора Гиени, мобилизовал свои войска. К счастью для него, Генеральные штаты медлили с вотированием субсидий, необходимых для формирования королевской армии. И тем не менее лигёры под командованием герцога Анжуйского, вчерашнего «недовольного», испытавшего чувство удовлетворения от щедрости короля, взяли Ла-Шарите и Иссуар. Герцог Майенн овладел, почти не встречая сопротивления, Рошфором, Мараном и Бруажем. Гугенотский флот Ла-Рошели был разгромлен флотилией Бордо. Главному оплоту французского протестантизма грозила осада, которую он едва ли выдержал бы. Гугеноты оказались в отчаянном положении. А что было бы, если бы Генрих III получил необходимые субсидии? Впрочем, у него не было намерения наносить противнику окончательное поражение. Он предпочитал проводить столь любезную сердцу Екатерины Медичи политику «качелей»: наличие протестантов в какой-то мере парализовало действия Гизов. Итак, Генрих III перевел двор в Пуатье, но не для того, чтобы взять на себя командование армией, а чтобы начать переговоры, одним из главных участников которых выступал Генрих Наваррский, не отличившийся активностью в военных действиях и тем заслуживший признательность короля и королевы-матери. Бержеракский мир, подписанный 17 сентября 1577 года, который можно было бы назвать «миром короля», учитывая ту роль, которую сыграл при его подготовке Генрих III, в общих чертах подтверждал положения «мира брата короля». Дополненный в конце месяца важным документом — эдиктом Пуатье, он гарантировал гугенотам право свободного отправления своего культа и предоставлял в их распоряжение ряд крепостей. Были реабилитированы жертвы Варфоломеевской ночи. Объявлялось о роспуске Священной лиги и Протестантской конфедерации. Секретные статьи договора определяли юридические и административные условия мирного сосуществования католиков и протестантов. Гугеноты, судя по недовольным высказываниям их вождей, получили меньше того, на что рассчитывали, однако, учитывая их более чем скромные успехи на поле брани, гораздо больше, чем заслужили.