Генри Мортон Стенли - В дебрях Африки
Следующий короткий переход привел нас к деревне, расположенной на склоне высокой горы, которую можно назвать восточным Индекару, и тут барометр обнаружил, что мы находимся на 1 223 м над уровнем океана. Из этого селения в первый раз нам открылся далекий вид на окрестности. Вместо того чтобы ползать в лесном сумраке, наподобие мощных двуногих, на шестьдесят метров ниже дневного света, и сознавать все свое ничтожество по сравнению с миллионами древесных великанов, среди которых мы вращались, мы очутились на обнаженной горной вершине и могли смотреть сверху вниз на зеленый лиственный мир, расстилавшийся у наших ног. Казалось, что смело можно было идти по волнистой равнине этих густо сплоченных, развесистых шатров, бесконечной пеленой уходивших в бледно-голубую даль, туда, в неведомые пределы, едва различимые простым глазом.
Среди разных оттенков этой кудрявой зелени виднелись там и здесь широкие пунцовые пятна деревьев в цвету либо круги ярко-ржавого цвета листьев. С какой завистью взирали мы на плавный и легкий полет коршунов и белошеих орлов, свободно и красиво паривших в тихом и чистом воздухе! Ах, кабы взять у коршуна крылья да улететь подальше от этих неисправимых маньемов…
7-го числа, во время стоянки на горе, маньемы забрали себе все помещения на деревне, а нашим людям предоставили устраиваться в кустах, считая, что они не достойны приближаться к их высокородиям; тут произошла небольшая схватка между Саат-Тато, нашим стрелком, и Камисом, начальником проводников-маньемов.
Недовольство все возрастало, и маньемы, конечно, бессознательно оказали мне большую услугу своей непомерной жестокостью: они помогли мне поднять дух моих приунывших занзибарцев.
К нашему великому облегчению, Камис признался, что западный Индекару есть крайний предел владения его господина Измаилии. Однако же он не должен был расставаться с нами до селения Ибуири.
8 ноября мы прошли семнадцать километров по лесу, постепенно становившемуся более редким, так что впереди и по сторонам можно было видеть местность на далекое расстояние. Дорога стала удобнее, и мы могли ускорить передвижение до 3 км в час. Почва, перемешанная с песком и щебнем, поглощала дождевую воду, и идти по ней было легко и приятно. Лианы были уже не так обильны, и лишь изредка попадались какие-нибудь крепкие ползучие стебли, которые нужно было рубить. Во многих местах встречались колоссальные глыбы гранита, что было совсем новой чертой и придавало романтическую прелесть лесному пейзажу, заставляя грезить о цыганах, бандитах или пигмеях.
9-го числа, пройдя 15 км, мы пришли к лагерю пигмеев. До полудня над землей стоял густой туман. После полудня мы прошли мимо нескольких только что покинутых пигмеями деревень и перебрались через восемь ручьев. Наш провожатый Камис, его спутники и шестеро наших пионеров отправились дальше к Ибуири, отстоявшему всего за 2,5 км, и на другой день мы присоединились к ним. Здесь просека была такая широкая, чистая и тщательно возделанная, что ничего подобного мы не встречали от самой Ямбуйи, хотя очень вероятно, что, если бы экспедиция тронулась в путь восемью месяцами раньше, мы застали бы еще немало селений в не менее цветущем состоянии.
Здешняя просека – или лесная расчистка – имела около 5 км в поперечнике, изобиловала всеми местными продуктами и никогда еще не была посещаема маньемами. Почти на каждом стволе банана плоды висели громадными гроздьями от пятидесяти до ста сорока штук. Некоторые экземпляры плодов были длиной в 55 см, 6 см в поперечнике и почти 20 см в окружности, так что могли удовлетворить давнишнюю мечту Саат-Тато – наесться досыта. Воздух был пропитан ароматом спелых плодов, и пока мы лазили через бревна и осторожно пробирались между поваленными деревьями, мои восхищенные спутники то и дело приглашали меня полюбоваться гроздьями сочных плодов, заманчиво висевших перед их глазами.
Перед вступлением в селение один из занзибарских старшин, Мурабо, шепнул мне по секрету, что в Ибуири пять деревень и во всех этих деревнях в каждой хижине целый угол завален кукурузой, но Камис и его маньемы натащили зерна в свои хижины, и по праву первого захвата они теперь весь этот запас возьмут себе.
Едва я вышел на улицу, как Камис встретил меня обычными жалобами на «подлых занзибарцев». Взглянув на землю, я увидел во многих местах действительно ясные следы второпях просыпанной кукурузы, что подтверждало слухи, переданные мне Мурабо. Камис предложил экспедиции занять западную половину деревни, а себе и своим пятнадцати маньемам намерен был отвести всю восточную половину. Но я дерзнул протестовать на том основании, что за пределами владений его господина мы объявили себя хозяевами всей земли к востоку и отныне мы не нуждаемся в указаниях, как поступать, и что отсюда ни одного зерна, ни одного банана, ни других местных продуктов нельзя брать и уносить не спросясь.
Я сказал ему, что ни один народ в мире не перенес бы безропотно столько унижений, оскорблений и насмешек, как эти самые занзибарцы, и потому с этих пор я позволю им отвечать на чинимые им обиды, как им вздумается. На все это Камис отвечал покорным согласием.
Набрав провизии и разместив людей по квартирам, мы начали с того, что роздали по пятидесяти початков на человека, и условились с туземцами насчет наших взаимных отношений.
Через час было решено, что западная половина лесной расчистки предоставляется нам с правом фуражировки, восточная же часть, начиная от ручья, остается за туземцами. Маньема Камиса мы заставили подчиниться этой сделке и войти в часть с нами. Я подарил Борио, старшему вождю здешних балессэ, пучок медных прутьев и за это получил пять кур и козу.
То был великий день. С 31 августа ни один из членов экспедиции еще ни разу не наедался досыта, а тут у нас очутилось столько бананов – спелых и зеленых, столько бататов, зелени, ямса, бобов, сахарного тростника, кукурузы, арбузов, что будь на нашем месте стадо слонов, равное нам по численности, то и им достаточно было бы дней на десять. Наконец-то мои люди могли удовлетворить в полной мере свой аппетит, так давно нуждавшийся в утолении.
Так как нам приходилось дожидаться Джефсона с шестьюдесятью занзибарцами (сорок человек, ходивших на помощь к Нельсону, речная команда и выздоравливающие в Ипото), то можно было надеяться, что через несколько дней такого изобильного питания мы успеем заметно поправиться. Мы давно уже мечтали о таком времени, когда доберемся до подобного селения и остановимся на отдых. На людей тяжело было смотреть, до того они были безобразны в своей костлявой наготе. Мускулов у них почти не осталось, а только кости да кожа, что не удивительно, после того как в течение семидесяти трех дней они питались кое-как, а тринадцать суток совсем ничего не ели; сил у них тоже осталось немного, так что во всех отношениях они представляли собой нечто жалкое. Природный цвет их кожи из бронзового превратился в грязно-серый с примесью оттенка древесной золы; в их бегающих глазах были признаки болезненности, испорченной крови и затвердения печени; красивых очертаний тела и мягкого изгиба мускулов не было и в помине. Словом, это были фигуры, более подходящие для склепа, нежели для трудного похода, во время которого им следовало постоянно носить оружие.
