Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
Потом мой слух вдруг различил одно слово, доносившееся с поляны: оно слабо, но явственно витало над огромным пространством и сотнями людей, только одно это проклятое слово: «Скорей!»
Я долго бродил по участку лесных разработок. Все это казалось мне просто невероятным.
К заранее выбранному обширному массиву с чрезвычайными усилиями и затратами подводится глинобитная дорога, позволяющая доставлять добытый лес к реке. Таким образом, выбор места порубки определяется не столько количеством и качеством леса, он здесь всегда превосходен, сколько транспортными возможностями. Казалось бы, это должно заставить концессионера быть рачительным хозяином: ведь истощение запаса товарной древесины неминуемо ускорит необходимость проведения нового шоссе к какому-нибудь другому массиву. Ничего подобного здесь не было.
Бельгийский специалист по очереди объезжает участки и указывает инструкторам-неграм, где и какие нужно рубить деревья. Инструктора натравливают на сбившихся в кучи рабочих банду надсмотрщиков, и начинается зверская расправа надлюдьми и природой. Рабочие, вооруженные топорами, вгрызаются в джунгли.
— Скорей!
— Скорей!
— Скорей!
Надсмотрщики яростно работают палками, кулаками и ногами. Высунув языки, ошалелые рабочие кидаются на плотную зеленую стену. Так начинается выполнение невероятно тяжелой работы по очистке коридора к намеченному дереву.
Прежде всего, распугиваются ядовитые змеи. Сотни лиан, твердых и упругих, как стальные тросы, десятки папоротниковых деревьев и колючих кустов должны быть удалены, чтобы образовался узкий проход, куда потом стараются свалить дерево — могучий колосс в десятки метров вышиной. А толщиной? Ведь чтобы такой великан прочно стоял на вечно сыром грунте, нужны исполинские корни, целая система твердых, как металл, корней толщиной в туловище человека и больше. У основания все такие деревья очень толсты и прочны — корневая система поднимается до уровня дома. И вот голые люди, обливаясь ручьями пота, взбираются на высоту и кое-как, примостившись на корнях и лианах, начинают топорами долбить твердую древесную массу, как будто бы бьют топорами в железобетонный бык большого моста, держась ногами и руками за стальные тросы. Я наблюдал, какие ничтожные результаты дает один удар топора такого повисшего в воздухе человека — зазубрину на колонне в пять-десять обхватов! Но топоров много, а людей еще больше: изнемогшего за ноги оттаскивают в кусты, и топор, политый горячим потом, подхватывает новый рабочий. И над всем этим стоит свист палок и один истошный, надрывный вой:
— Скорей!
— Скорей!
— Скорей!
Но вот великан дрогнул… затрясся… качнулся… и медленно рухнул. Падая, он ломает десятки ненужных концессионеру деревьев: на месте одного срубленного дерева образуется большой участок бурелома. Пустота. К тому же ствол точно не попадает в заготовленный просвет, и приходится производить дополнительную расчистку рабочего места.
Инструктор, как муравей, быстро-быстро ползает по лежащему стволу взад и вперед. Он словно нюхает зеленый сумрак, черная голова вертится туда и сюда. Вдруг он спрыгивает: дальнейший ход работы ему ясен.
— Скорей!
— Скорей!
— Скорей!
И снова хлопанье палок по голым спинам, удары кулаками и ногами, ручьи пота, искаженные от натуги и ужаса лица. Рабочие рубят ветви, оттаскивают их в сторону и сейчас же принимаются за разрубку ствола на части.
— Скорей!
— Скорей!
— Скорей!
Время идет, и теперь из обрубленной листвы и грязи торчит все больше и больше курчавых голов и тощих ног. Но на смену выбывшим из строя становятся новые и новые люди, работа быстро подвигается вперед — невероятное, фантастическое нападение голых и голодных людей на этот девственный лес, кажущийся таким неприступным. Гигантский ствол, лежащий на дне полутемного колодца, отливает голубизной далекого неба, он весь покрыт черными человеческими муравьями. Потом на нем появляются глубокие борозды и… ствол на глазах распадается на отрезки.
— Скорей!
— Скорей!
— Скорей!
Надсмотрщики уже охрипли, они еле держатся на ногах: это безумие действует на всех, это опьянение беспощадностью и свирепостью такого труда, не бесчеловечностью, какая же здесь могла быть человечность, а именно бессмысленной беспощадностью: это пляска Смерти и торжество истребления…
С невероятным усилием рабочие кольями разворачивают чудовищные обрубки и гуськом выкатывают их из леса. Вот крики и стоны, удары и само это проклятое слово — «скорей» — стихают. Тогда все оживает: снова начинают петь птицы, на ветвях опять скачут обезьянки. Только теперь видно произведенное человеком опустошение: из-за одного нужного куска древесины сломаны и изуродованы десятки деревьев… кругом лежащие в изнеможении люди… точно здесь пронесся ураган…
Я наклонился над одним из лежащих. Жив или умер? Со мной фляга с крепким чаем, один глоток может помочь ему скорее восстановить силы. В зелено-серой полутьме я присел еще ниже.
Из листвы на меня в упор глядели два глаза, слегка покрасневших от беззвучных рыданий и огромных от внутреннего напряжения. Минуту мы смотрели друг на друга. «Фла-мани»… — прошептали побелевшие губы. Потом лежавший застонал, поднялся на четвереньки и пополз в кусты. Я завинтил пробку фляги и вышел на дорогу.
— Разве это экономически выгодно? — опросил я Эверарта. — Из-за одного дерева портят десятки других!
— Выгодно… это дерево будет продано… а те… м-м-м… ничего не стоят…
— А когда вырастут новые деревья?
— Никогда… девственная гилея не возобновляется, знаете ли… вторичные деревья не бывают равноценны первичным… сначала вырастут… э-э-э… деревья помельче… потом захиреют оставшиеся вокруг них… как их… ну, гилейные экземпляры… гилея заменяется только мелколесьем…
— А дальше?
— Мелколесье — кустарником… кустарники — саванной…
Мы закусывали, сидя на стволе сломленной пальмы. С этого места хорошо были видны дыра в плотной стене леса и непрерывно выползавшие оттуда обрубки, катившиеся по шоссе в деревню и дальше — в речной порт, к морю, в Европу. Зримо, почти осязаемо лес истекал древесиной, редел и отступал.
— И надолго этого хватит?
— М-м-м… как сказать… концессионеру нужны доходы… сейчас, а не потом…
— А вместо саванны образуется сухая степь, вместо степи — пустыня. Сахара наступает на Конго. Реки мелеют — Убанги, Шари, все. Озеро Чад осуждено к скорому исчезновению. В должное время Сахара придет вот сюда, господин старшина.
