Марина Евтушенко - Воспитание православного государя в Доме Романовых
Далее он стал развивать мысль о том, кто виноват в покушении на цареубийство, и пришел к неутешительному выводу, что не кто иной, как сам же русский народ, и повинен, вернее, «те из нас, для которых тоже нет ничего священного ни на земле, ни на небе; которым нипочем безнаказанно унизить, оскорбить ближнего, оклеветать его доброе имя, хищнически воспользоваться его трудом или общественным даже достоянием, опозорить его семейную честь, беззаконно нажить и бросить детей на воспитание чужим людям, поглумиться над мнимою простотой тех, которые говорят о каком-то страхе Божием, о церкви, о вечности – и при всем том считать себя честными гражданами»[513].
Иными словами, проповеди Янышева звучали не как отвлеченные, абстрактные умозаключения, а как повод христианину еще раз заглянуть в свою душу, спуститься в собственную «преисподнюю». Именно там гнездились все грехи и пороки, все несчастья окружающей жизни.
Обращаясь с церковной кафедры к молящимся, отец Иоанн спрашивал у каждого из них: «Разве у нас мало таких полноправных граждан, которые считают труд в поте лица уделом только бедности, честность и бескорыстие – глупостью, целомудрие – предметом насмешек или причиной болезней, расточительность и разврат – похвальным удальством, слово же самого Бога и веру во Христа – предрассудком невежественного духовенства и простых людей. […] Мы дышим этим злом и распложаем его вокруг себя всеми теми начинаниями и действиями, во всех тех видах время препровождения, при котором наша душа не озаряется сознанием ее вечного назначения, верою в Триединого Бога и памятью Его ясных и непреложных заповедей»[514].
Касаясь трагических страниц истории Крымской войны, отец Иоанн опять же отмечал, что в русском обществе в этот период обнаружился один существенный недостаток общественного сознания, а именно: «Недостаток уважения нравственного значения человеческой личности в каждом из русских подданных, и сказалось одно намерение: господствующее поползновение развращенного сердца – пользоваться согражданами и общим их достоянием для личных своекорыстных страстей»[515].
И далее он сделал вывод, буквально пророческий, предрекающий падение империи: «Такова картина, живо напоминающая собою картины жизни и нравов Греко-Римского общества времен Златоуста»[516], то есть времен упадка Римской империи (IV–V вв.).
Напомним, что середина XIX в. в Западной Европе отличалась ломкой прежних систем государственности. В конце 1840-х гг. сразу несколько стран охватило революционное движение, которое выразилось в вооруженных столкновениях с властями и неповиновении прежним режимам. Эти волнения неминуемо отразились и на общественных настроениях в России. Фронда правительству со стороны как либеральной, так и радикально-революционной оппозиции привела к возникновению всевозможных обществ: «нечаевцев», «Народной воли», «Черного передела» и т. д. Все они выдвигали те или иные идеи, зачастую абсолютно далекие от христианских установок. Привилегированное сословие также по-своему выражало недовольство, усматривая в «Акте» об освобождении крестьян от 19 февраля 1861 г. элемент экспроприации своего «имущества», которое далеко не было компенсировано правительством выкупными платежами.
В 1860–1880 гг. в российской художественной и публицистической литературе даже появился такой термин, как «нигилизм», обозначающий вообще отрицание всевозможных ценностей и авторитетов.
В этой обстановке протопресвитер Янышев не мог оставаться в стороне от общественных веяний, но, будучи христианином и монархистом, все же считал, что обновлений форм государственной жизни недостаточно – нужны обновления в каждом отдельном человеке.
В своих сочинениях отец Иоанн постоянно подчеркивал, что нравственное чувство в каждом индивидууме заложено природой при его рождении; оно находит свое выражение в нравственном законе и нравственной свободе любого здравого человека. Сочетаясь между собой, нравственный закон и нравственная природа образуют понятие чувства долга. Это же чувство должно руководить поведением всех смертных: от государя до любого подданного.
Однако отец Иоанн все же учитывал в своих рассуждениях, что изначально стартовые возможности у всех людей разные. Может быть, постоянно памятуя истину «от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лук. 12:48), Иоанн Леонтьевич не сочинял специального Катехизиса для наследника, а пытался лишь воспитать в своем ученике порядочного человека и твердого христианина. Янышев утверждал: «От условий жизни каждой отдельной личности, от ее нравственного воспитания, от широты и глубины личного опыта, особенно от врожденной чистоты нравственного чувства и ясности сознания зависит объем, упорядоченность и правильность тех нравственных рубрик, под которыми группируются разнообразные намерения и действия человека»[517].
О внутренней принадлежности человеческой природы к нравственным законам, по мнению богослова, свидетельствовал не только личный опыт каждого человека, но и Священное Писание. «Нет ни одного на свете народа, – писал отец Иоанн, – как бы дик он ни был, который не имел бы у себя общеобязательных обычаев и нравов, а эти обычаи и нравы суть не что иное, как неписаные законы, по преданию переходящие от поколения к поколению и в свое время становящиеся первым источником и всех писаных законов»[518].
Особенное внимание Иоанн Леонтьевич уделял в своих сочинениях воспитанию чувства долга. «Чувство долга не есть что-либо отличное от нравственного чувства, – писал он, – это есть тоже нравственное чувство, сознаваемое […] как сложное, общее воспроизведение […] правил поведения, предъявляемых к человеку его нравственным законом»[519].
Можно предположить, что эти лекции и были прочитаны наследнику Николаю Александровичу. Известно, что преподаватели цесаревича лишь читали ему курс своих наук, не спрашивая, насколько ученик их усвоил[520]. Видимо, отец Иоанн также не экзаменовал своего высокородного ученика, как и другие преподаватели. Однако он пытался корректировать и направлять в цесаревиче самостоятельное стремление к его религиозному совершенствованию.
Любое занятие, по мнению законоучителя, должно начинаться с молитвы «деятельной», а заканчиваться молитвой «сердечной». Сверх поста и труда должна быть Иисусова молитва. Лишь так можно достичь истинного молитвенного состояния. Однако для духовного роста, по мнению пастыря, необходимо самостоятельное внутреннее и внешнее усилие. К внутренним усилиям в борьбе с искушающим человека злом он относил собранность, внимание к себе и своему спасению, а управление духовных и телесных сил в благочестии Янышев относил к внешним усилиям.
