Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира
Там и состоялось наше знакомство. Два моих «подпольных» соседа оказались абсолютно разными людьми. Разговор поначалу велся только с соседом справа, коренным ленинградцем лет сорока. Поначалу он больше отмалчивался, отвечал на мои вопросы с опаской, неодобрительно покряхтывая, когда был недоволен моей откровенностью. Он, конечно, вел себя совершенно правильно: лучше опасаться без меры, чем безмерно доверять кому бы то ни было.
Виктор Сергеевич Никитин – инженер-электрик по специальности и партийный работник по призванию. Коммунист с 1920 года, он совсем недавно был секретарем парткома на мельнице имени Ленина, что на Обводном канале.
Моим соседом слева оказался колхозник Шевчук Тарас Петрович, прибывший сюда с псковским эшелоном за день до меня. Он даже в нашем «подполье» постоянно озирался вокруг, поводя своей редкой козлиной бороденкой. Смело забравшись сюда одновременно со мною, он в первые дни вовсе не Вступал в беседу, лишь только изредка неодобрительно покачивал рыжей головой, как бы осуждая наши откровенные разговоры, разобрать которые можно было лишь внимательно пришиваясь.
Никитин лежал крайним от окна, недолгий зимний которого проникал к нам сквозь небольшой зазор между нарами и стеной. При электричестве у нас всегда сумеречно, и глаза наши различали лишь ближайших соседей, чему мы были даже рады: картина была печальной, и глядеть было не на что. Мы были на относительной свободе под юрцами, ставшими для них салоном, и спальней, и всем, чем угодно.
Свободное место позади Шевчука не пустовало: стойкому-то выбыть, как оно мгновенно захватывалось жаждущими отлежаться… Наученные Никитиным, мы уходили за пайками или в туалет по очереди, бдительно, до драки, оберегая место ушедшего. Так и держались тут дней десять…
Виктор Сергеевич говорил о себе вначале нерешительно и, лишь уверившись, что мы не филеры, а свои, постепенно раскрылся и потеплел.
Его впихнули сюда две недели назад.
– Из «Крестов». Знаете такую образцовую тюрьму?
– Слыхал и видел однажды снаружи, но не знал, что образцовая.
– Теперь-то она совсем не образцовая, если иметь в виду страшную тесноту во всех камерах… Эта тюрьма, если вы не знаете, была построена специально для одиночного заключения: в ней тысяча сто пятьдесят одиночек. В этом году в большинстве из них изнывало по десятку и больше…
– В моей одиночке доходило и до двадцати.
– Я не проверял. Может, и в «Крестах» в некоторых одиночках сидело по стольку же, но в той, где сидел я, больше чертовой дюжины не было. Теперь – не знаю…
– А уголовники среди вас были, как здесь?
– Не заметил. Как будто не было.
– Интересно, допускалось ли смешение политических заключенных с уголовниками в дореволюционное время? – спросил я и увидел удивление в его пристальном взгляде.- Я ведь это к слову, да и к делу: здесь уголовники и «враги народа», то есть политические, посажены вместе, при этом первые – в привилегированном положении,- смущенно добавил я.
– Никогда в царских тюрьмах политических не помещали вместе с уголовниками и прочими,- ответил Никитин.- И это вполне понятно. Во-первых, чтобы не унижать интеллигентных людей, а во-вторых, революционная интеллигенция при совместном сожительстве могла пагубно повлиять на уголовников и простой народ, просветить их во вред властям…
– Теперь у нас, кажется, все стали политическими.
– А нас с вами политическими не считают. В этом вся и хитрость. И судить будут, если, конечно, какой-то; суд все же состоится, судить будут по Уголовному кодексу… Правда, ведь хитро придумано? К чему же держать нас отдельно от воров, убийц, растратчиков и прочих «друзей народа»? Мы в глазах органов внутренних дел; хуже преступников. Мы враги Советской власти, враги народа! – с горькой иронией заключил Никитин.
И как бы в подтверждение его слов над нами сильнее прогибались и скрипели нары и сквозь невидимые щели сыпалась какая-то труха и лезла в нос. Я старался переместить голову между щелей и думал: «Да, похоже, что нас считают хуже уголовников. Мы, по иронии судьбы, преступники более опасные, чем весь этот уголовный сброд».
– Но ведь нас еще никто не судил! Мы перед законом еще не преступники! Суд или «тройка» разберутся, сколь велика наша вина перед Родиной,- после паузы робко сказал я.
– Неужели вы все еще верите, что нас вызовут на какую-то «тройку» и будут разбираться?
– Уверен! -сказал я с силой, как будто находился перед большой аудиторией, а не в темном углу под юрцами в тюрьме, до отказа набитой такими же, как сам…- Иначе я не подписал бы ни одной бумажки!
– Блажен, кто верит! А я вот так нисколечки не верю, хотя тоже был вынужден подписать протокол дознания… Поймите наконец, что если всех нас сидящих здесь и в других тюрьмах одного только нашего города судить, то пришлось бы разбираться десяткам судов годами и круглосуточно. Да никаким судам и не поднять этих липовых «дел». Если всех нас вызывать в эти суды и дотошно, как это предписывает процессуальный кодекс, разбираться, с вызовом свидетелей, получится один лишь позор для наших славных чекистов. После первых же разбирательств прикрыли бы эту лавочку.
– По-вашему получается…
– По-моему получается, что и надобности в этом разбирательстве нет никакой! Конкретной вины, по существу, ни у кого нет, значит, судам и делать нечего… Но и выпускать из тюрем нельзя – это было бы грандиозным скандалом на весь мир, провалом НКВД, всей этой борьбы с «врагами народа»…
– Что же, по-вашему, так, без суда, всех и отправят в Сибирь или еще куда?..
– Так вот и отправят, как уже отправили не одну тысячу… Можете не сомневаться. Я здесь уже две недели и знаю, что никого еще ни разу не вызывали ни на «тройку», ни на суд. А вот на этапы из камер выгребли порядочно. Дверей здесь нет, и все, что делается в тюрьме, или почти все становится известным. Ведь это не пересылка!.. Так что нетрудно распознать, куда скликают в определенные дни сотни людей. Никто уже не сомневается, что вызов с вещами-это вызов для отправки в места уже уготованные.
– Почему вы так уверены, что и вас судить не будут? – не сдавался я, чувствуя, как за моей спиной замер Шевчук: он тоже надеялся на правый суд.
– Ну так послушайте, и все встанет на свои места.- И Никитин рассказал нам: – В последних числах октября в ленинградских газетах было напечатано сообщение прокуратуры. В нем говорилось о раскрытии новой антисоветской вредительской группы. Эта очередная группа правых на сей раз была обнаружена в областной конторе объединения «Заготзерно». Читаю и не верю своим глазам: тут и управляющий конторой Давид, старый большевик, главный инженер Огурцов, управляющий базой номер восемь Ширяк вместе со своим заместителем. Среди них был и мой хороший знакомый и сокурсник по институту технорук Никитин, мой однофамилец…
