Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности
Наконец Волковыск. Тоже разбитый, сожженный и какой-то закопченный городишко. Дежурные предупредили — приготовиться к высадке. И, действительно, протянув с десяток километров от станции на запад, эшелон остановился и тут же команда: «Выходи строиться».
Выскочили все дружно, осмотрелись, кругом чистое поле и ни единой постройки, даже вдалеке не просматривалось никакого жилья. Местность на нашу не похожая: холмистая, с редким кустарником и отдельными деревьями, покрытыми инеем, замерзшие лужи и хороший ветерок с морозом и колючей поземкой. Совсем не так, как на юге Украины.
Нас построили поротно вдоль эшелона. Вперед, кроме наших, вышло еще 4–5 офицеров, объявив, что сейчас мы совершим марш и через 3 часа будем в расположении своих частей. Наши офицеры, одетые в новенькие белые полушубки, подошли попрощаться, пожелали удачи, а Михайлов обошел всю роту и пожал всем руки.
191-я стрелковая Новгородская дивизия
Наши офицеры отошли в сторону и застыли в воинском приветствии. Новый капитан подал команду, и мы двинулись большой колонной, все дальше удаляясь от железной дороги, поротно печатая шаг и держа равнение.
Едва заметная проселочная дорога вела прямо на запад и мы молча, с чувством непривычного волнения двигались по ней, зная, что идем к фронту. Офицеры, видно, поняли наше состояние и стали на ходу вести беседы, переходя от одной роты к другой.
Нам рассказали, что дивизия сформирована еще в 1940 году как соединение береговой обороны, что всю блокаду Ленинграда дивизия билась на разных участках фронта, большую часть этого тяжелого периода — на Невском пятачке. Дрались на Волхове, освобождали Тихвин. После прорыва блокады участвовала в освобождении Новгорода, отличилась там, за что и получила наименование «Новгородской». А сейчас прибыла из Прибалтики, где освобождала Ригу, немного пополнилась там и в настоящее время находится во втором эшелоне на формировании. И, как бы откликаясь на наши мысли, сказали, что с ходу нас в бой не пошлют, а подучат, каждого хорошо проверят, вооружат, у каждого молодого бойца будет наставник из старослужащих фронтовиков и вообще погибнуть просто так не дадут — скоро конец войне и предстоит большая работа по восстановлению разрушенного.
Мы проходили через несколько бедных, полуразрушенных деревушек, видели местных жителей, пили и набирали во фляги воду из колодцев, шутили с девушками. Дружно прокричали «ура» бородатому, очень бедно одетому старику в солдатской, еще с царской кокардой, фуражке, стоявшему у своих ворот на костылях и вскинувшему ладонь в воинском приветствии.
Постепенно наши ряды выравнивались, колонна принимала правильную форму, солдаты подтянулись и в роте старослужащих за нашей спиной запели:
Несокрушимая и легендарная,
В боях познавшая радость побед…
Потом пробовали петь все вместе, не получилось. Тогда стали петь поротно: одна рота заканчивала, следующая начинала новую.
Оглядываясь в то далекое время, силюсь вспомнить лица офицеров, принявших нас на разгрузке, и не могу. Очень мало я их видел, всего несколько часов, пока вели нас в расположение дивизии. Это была первая встреча с фронтовыми офицерами-пехотинцами. Потом было множество других встреч и впечатлений, и все они остались в памяти, как самое дорогое, что мне подарила судьба в тот трудный период моей жизни. Иногда я думаю, что было бы, попади я на другой фронт, а не на 2-й Белорусский? Отвечая себе, уверен, что и на других фронтах встретил бы точно таких, ибо других тогда просто не было. Где же они сейчас?
— Ребята, песню и громче. Мы входим в расположение дивизии, где старшины уже заждались и повара томятся у котлов с кашей. Им приказано вас накормить после запасного полка, — скомандовал старший. И мы вошли в деревню, дошли до центра, свернули вправо на большую поляну и перестроились буквой «П», по две роты с каждой стороны.
В центр тут же вошли генерал-майор с группой офицеров:
— Здравствуйте товарищи бойцы, — приветствовал нас генерал и после нашего громкого, дружного ответа, сказал:
— Желаю вам также хорошо воевать, как вы поете. Мы уже полчаса слушаем ваше пение и радуемся боевому пополнению нашей дивизии.
— Ура, — крикнули мы в ответ тысячей глоток.
— Я командир 191-й стрелковой Новгородской дивизии — генерал-майор Ляскин Григорий Осипович. Дивизия находится на формировании во втором эшелоне 2-го Белорусского фронта…
Далее он кратко рассказал о боевом пути дивизии, пересказав то, что мы уже узнали в дороге, и заключил:
— Сейчас вас разведут по полкам и с завтрашнего дня вы начнете напряженную боевую подготовку. Желаю вам успехов в учебе и в предстоящих боях. Только один вопрос: есть ли среди вас связисты, радисты или телефонисты?
Неожиданно для всех руку поднял Жора Стрижевский, третий номер нашего пулеметного расчета, и назвался радистом-коротковолновиком 1-го разряда. Генерал кивнул подполковнику, тот вывел Жору из строя и, приобняв, увел далеко в сторону. Оставшихся, разделив на три равные части, разобрали представители стрелковых полков и повели в свои расположения.
О том, как и кто нас встретил в 546-м стрелковом полку, зачислив во взвод полковой разведки, я рассказал ранее. А затем события развивались следующим образом.
Младший лейтенант Зайцев повел на кухню, где нас хорошо накормили, затем нам выдали оружие — 2 автомата ППШ, ящик патронов к ним, несколько пистолетов ТТ и револьверов, ящик гранат РГ-42, пообещав остальное выдать через 2–3 дня. Затем мы отправились в свое расположение, на хутор из двух домов примерно в 2-х километрах от штаба полка. В одном из домов квартировал начальник разведки, а в другом хозяин освободил нам одну большую комнату, вдоль двух стен мы настелили солому, укрыли ее плащ-палатками, и это стало нашим жильем. Сразу же расписали и выставили пост — 2-х человек с автоматами, ходивших вокруг хутора навстречу друг другу. Взводный предупредил, что до передовой 5 километров и мы находимся в полосе возможного действия поисковых групп противника. Когда подошла моя очередь заступать на пост и два часа ходить вокруг хутора в кромешной темноте со взведенным затвором автомата и пальцем на спусковом крючке, я пережил первый настоящий страх. За каждым кустиком мерещились немцы, пробирающиеся к хутору с целью захвата «языка», и так не хотелось таковым оказаться. Потом приспособился ходить так, чтобы не терять из виду своего напарника и считал секунды до его появления, когда он скрывался за домом.
На следующий день взводный повел всех в лес на занятия, а меня оставили охранять хутор, с задачей натопить хорошо печь и вскипятить чайники к 14-ти часам. И я остался один на один с автоматом и уймой патронов первый раз в жизни. Долго терпел, изнемогая, а потом не выдержал, зарядил два магазина, вышел во двор, нашел за сараем старую посуду и, спросив у хозяина разрешения, развесил ее на изгороди. Стрелял сначала одиночными выстрелами, а войдя в азарт, стал строчить очередями и тут же увидел бегущий от леса к хутору наш взвод со взводным во главе и с пистолетами в руках.
