Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
В зале засмеялись и зааплодировали. Когда ровно через три года Хрущева снимут, этот эпизод в ООН те же самые люди поставят ему в вину и назовут невиданным позором…
Большое недовольство вызывало растущее влияние хрущевского зятя.
7 марта 1963 года Алексея Ивановича Аджубея с женой принял папа римский Иоанн XXIII. Это было по-своему историческое событие.
1 марта в Цюрихе заседал комитет, присуждавший премию мира имени Бальцана. Эту премию основала дочь бывшего главного редактора крупнейшей итальянской газеты «Коррьере делла сера» Эудженио Бальцана, который после прихода фашистов к власти вынужден был уехать в Швейцарию. В состав комитета входили и четыре советских представителя. Среди лауреатов премии был известный советский математик академик Андрей Николаевич Колмогоров.
В тот год комитет присудил премию папе римскому «за его деятельность во благо братства между людьми и народами». Помимо золотой медали лауреату премии полагался миллион швейцарских франков.
7 марта в Ватикане папа Иоанн XXIII собрал журналистов, чтобы выразить благодарность за награду. Среди журналистов находились главный редактор «Известий» Аджубей и его жена. Зять Хрущева выразил желание встретиться с папой. Тот согласился. Руководитель службы протокола Кардинале и епископ Виллебрандс провели Аджубея с женой в личную библиотеку папы. Беседу переводили собственный корреспондент «Известий» и аббат Кулик из Восточного института в Риме.
Итальянских журналистов потом интересовало, о чем папа беседовал с посланцем безбожного коммунистического режима. Корреспонденту газеты «Темпо» Аджубей с легкой иронией заметил:
— Могу лишь сказать, что получил от папы пакет с множеством секретов.
Алексей Иванович очень доброжелательно отозвался о папе римском:
— Это человек большой и подлинной простоты. Раскройте пошире глаза, хорошо посмотрите на него, и вы сразу проникнетесь к нему глубоким уважением и неожиданным доверием.
Рада Никитична тоже поделилась впечатлениями:
— Когда папа встал с кресла, то, глядя на его руки, которые нас благословляли, мне вдруг захотелось сказать ему, что у него руки крестьянина, как у моего отца. Я не осмелилась сказать ему это, но это так. Я внимательно смотрела на его руки, когда он передавал сувениры для меня, Алексея и моего отца.
Иоанн XXIII подарил дочери Хрущева четки.
Желая также послать благословение детям своих гостей, Иоанн XXIII спросил их имена, и Рада Аджубей тихо, почти шепотом ответила:
— Никита, Алексей и Иван.
Узнав, что русское имя Иван соответствует его собственному — Иоанн, папа римский попросил:
— По возвращении обласкайте детей, и особенно Ивана, от моего имени, а другие пусть не обижаются.
Частная аудиенция, данная зятю и дочери Хрущева, свидетельствовала не только о желании Иоанна XXIII наладить отношения с безбожным коммунистическим режимом, но и о высоком положении Аджубея. В Москве это мало кому нравилось. С особым раздражением за поездками Алексея Ивановича наблюдали те, кто профессионально занимался внешней политикой. Им тяжело было работать с Хрущевым.
Однажды министр иностранных дел Громыко пришел к Никите Сергеевичу — докладывать свои соображения. Надел очки и стал читать подготовленную лучшими аналитиками министерства записку.
Хрущев нетерпеливо прервал министра:
— Погоди, ты вот послушай, что я сейчас скажу. Если совпадет с тем, что у тебя написано, хорошо. Не совпадет — выбрось свою записку в корзину.
И выбросил Громыко в корзину все, что долго готовил со своим аппаратом, и покорно слушал первого секретаря, который своего министра иностранных дел ни в грош не ставил. В отставку Громыко не подал, даже не обиделся, принял как должное, потому что понимал: если хочешь сделать карьеру, на начальство не обижайся.
Рассказывают, будто Никиту Сергеевича отговаривали назначать Громыко министром, отзывались о нем неважно: безынициативный, дубоватый. Но Хрущеву нужен был грамотный специалист-международник без собственного политического веса, который станет беспрекословно исполнять его указания, и он отмахнулся от возражений:
— Политику определяет ЦК. Да вы на этот пост хоть председателя колхоза назначьте, он такую же линию станет проводить.
Никита Сергеевич с возрастающим удовольствием занимался международными делами.
На публике он обещал обогнать американцев:
— Сегодня мы дерзаем вызвать Америку, перед кошельком которой все трепещут, подхалимничают. Соединенные Штаты подбросят тому пшенички, тому — залежалого сала, тому — еще какой-нибудь дряни, которую продать уже нельзя. И все ходят перед Америкой на цыпочках, боятся, как бы не разобидеть. А мы всегда смотрели гордо, не признавали ее величия и превосходства. Наоборот, считали — мы имеем все основания видеть величие и превосходство своей страны.
Его слова вызывали горячие, бурные аплодисменты.
— Мы считаем, что наша страна имеет все преимущества на непревзойденное превосходство над всеми капиталистическими странами, и в первую очередь над Соединенными Штатами Америки… Товарищи, мы должны громить капиталистические устои не артиллерией, а в повседневном экономическом соревновании должны громить. Примером разить, чтобы наш народ лучше жил, культурнее, чтобы лучше был обеспечен материально и в жилищных условиях.
Через несколько лет в рабочем коллективе Хрущев, рассказав, что объездил много стран, сделал комплимент соотечественникам:
— Когда я был во Франции, я ездил с премьер-министром по Парижу и смотрел на народ. Я ему сказал: вы хоть и хвастаетесь, что вы богатые, красивые, но я не краснею за свой народ. Я не хвастаюсь, но люди наши не хуже ваших одеты. Я прямо говорю: по отношению к американцам наш народ лучше, богаче одет. Почему? Я вам скажу. У нас сейчас плюс двадцать пять, а бывает и минус тридцать пять. А у них всегда тепло, и, если у них минус пять, они кричат и даже уже замерзают. Вот едешь по Америке, идут женщины в коротеньких штанишках ситцевых. Они стоят пятак, у нее их, может быть, одни розовые, а другие еще какого-то цвета. А у нас? Посмотрите вот вы на себя. Потом пальто. Там одно надо, у нас два, зимнее и летнее. Так? А некоторые имеют и по три!
В служебном кабинете, на переговорах он держался иначе. Проницательные партнеры быстро определили, что Хрущев вовсе не таков, каким он хочет казаться: большая ошибка считать его человеком, который способен начать войну в припадке гнева; когда обсуждаются серьезные вопросы, он трезв, холоден и невозмутим.
Экономист Станислав Михайлович Меньшиков внимательно наблюдал за Хрущевым во время поездки первого секретаря ЦК КПСС весной 1960 года в Индонезию: «Следя за его поведением в эти напряженные часы и минуты, я, надо сказать, проникся к нему искренним уважением, настолько умело, кратко и немногословно он реагировал на возникавшие ситуации. Это был совсем не тот Никита, которого мы привыкли видеть по телевидению, с его не всегда грамотной, полной аффектации речью, грубоватой игрой на публику. Передо мной был сдержанный, опытный, даже мудрый политик. Почему он старался казаться другим, играть роль, от которой временами сильно проигрывал?»
