Бонапарты. История Французской империи - Нонте Серж
Единодушные клики «Да здравствует император!» и «Да здравствует императрица!» стали отголоском того впечатления, которое произвела эта речь на всех слушающих.
По приезде во дворец, будущая императрица была встречена детьми Жерома Бонапарта принцем Наполеоном-Жозефом («Плон-Плоном») и графиней Матильдой. И в их сопровождении она вошла в зал, где ее уже ждал император в полном мундире и с лентой Почетного легиона.
Затем император с нареченной невестой перешли в зал маршалов, где и сели в приготовленные для них кресла. Тогда сенатор и министр двора Ашиль Фульд и президент Государственного совета, по приглашению обер-церемониймейстера, подошли к креслам. По произнесении обычных слов: «Во имя императора!» господин Фульд предложил поочередно императору и его невесте вопрос: намерены ли они сочетаться браком? Получив утвердительный ответ, государственный министр объявил по установленной форме о совершившемся бракосочетании:
– Именем императора, Конституции и на основании закона объявляю Его Величество Наполеона III, императора французов по воле Божьей и на основании народного волеизъявления, и ее превосходительство мадемуазель Евгению де Монтихо, графиню де Теба, мужем и женой183.
По окончании обряда присутствующие приступили к подписанию акта. Затем обрученные перешли в театральную залу, где оперная труппа превосходно исполнила известную кантату Даниэля-Фраснуа Обера (ученика великого Керубини).
В 11 часов императрица, в сопровождении своей матери и графа Таше де ля Пажери, оставила Тюильри.
Пышное церковное бракосочетание Их Величеств состоялось через несколько дней (30 января) в соборе Парижской Богоматери.
С раннего утра улицы Парижа были уже переполнены народом. Начиная от Тюильри вплоть до собора были расставлены войска. Собор был освещен 20 000 свечей. Посреди церкви была воздвигнута эстрада, на которой стояли два почетных кресла. Над креслами возвышался балдахин из пунцового бархата, украшенный золотым орлом. В полдень бой барабанов и колокольный звон возвестили народу о выходе Их Величеств из дворца. Архиепископ в полном облачении принял императора и его августейшую невесту у больших ворот и предложил им крест, к которому они приложились, святую воду и ладан, а затем он повел их на приготовленные места.
После обычных вопросов, предложенных Их Величествам архиепископом, началось богослужение. Когда раздались божественные звуки гимна Te Deum («Тебя, Бога, хвалим»), архиепископ предложил новобрачным для подписи книгу, куда был внесен акт о бракосочетании. Присутствовавшие засвидетельствовали его также своими подписями.
По окончании богослужения кортеж тем же порядком возвратился в Тюильри, беспрестанно останавливаемый восторженным народом и на всем пути оглушаемый несмолкаемыми криками: «Да здравствует император!» и «Да здравствует императрица!»
В ознаменование этого радостного события 3000 осужденных получили прощение по повелению императора.
7 февраля 1853 года Сенат дал великолепный бал в честь императора и императрицы, который прошел в Люксембургском дворце. В заключение бала был роскошнейший ужин на двести приборов для императорской фамилии, министров и дипломатического корпуса. Все прошло с размахом и великолепием, достойным прежнего режима.
К сожалению, первая брачная ночь обманула ожидания новоиспеченного императора. Он мечтал об испанке, горячей и темпераментной, а обрел женщину, «не более сексуальную, чем кофейник»184. Однако на людях Евгения играла самую элегантную, самую учтивую императрицу, с лица которой не сходила обворожительная улыбка. Подчеркнутая щепетильность Евгении отнюдь не всегда разделялась императором. В Тюильри царили разброд, роскошь, красота, нетерпение и сладострастие. Изо дня в день стыдливость несчастной императрицы подвергалась тяжелым испытаниям.
Несколько месяцев Наполеон III был верен Евгении, но он не терпел однообразия, и вскоре его уже мучил любовный голод. Он-то и заставил императора буквально наброситься на очаровательную юную блондинку, которую звали мадам де Ля Бедуайер. Однажды она явилась в Тюильри в крайне возбужденном состоянии, красноречиво свидетельствовавшем о той чести, которую ей оказал император. Но Наполеон быстро устал от нее, успев, правда, сделать ее мужа сенатором. Затем он снял особнячок на улице дю Бак, где проводил время то с какой-нибудь актрисой, то со светской дамой, то с куртизанкой…
Императрица даже не подозревала о проказах мужа. И вдруг она узнала, что он возобновил отношения с мисс Говард. Произошла бурная сцена, Наполеон III обещал прекратить с бывшей любовницей всякие отношения, однако слова своего не сдержал. Коварная мисс Говард то и дело попадалась на глаза императорской чете и со злорадным удовольствием приветствовала высочайших особ. Взгляд Евгении стекленел, ноздри раздувались, она стояла неподвижно, в то время как Наполеон III подчеркнуто вежливо отвечал на приветствие. Вскоре императрице донесли о прогулке императора с мисс Говард, и Евгения заявила, что отказывается спать с мужем в одной спальне. Наполеон III, мечтавший о наследнике, уговорил мисс Говард временно удалиться в Англию. Женщина подчинилась его воле, захватив с собой своего сына и двух незаконнорожденных сыновей императора, прижитых им с Элеонорой Вержо.
А потом у Евгении случился выкидыш. Через некоторое время несчастье повторилось. Императрица была безутешна, император раздражен и озабочен. Злые языки шутили, что он выдохся и ни на что больше не способен.
Крымская война
К сожалению следующий 1854 год оказался омрачен для Наполеона III и событиями гораздо более серьезными. Дело в том, что к середине XIX века Оттоманская империя оказалась практически на грани распада, и это привело русского императора Николая I к мысли об отделении ее балканских владений, населенных православными народами. Этому, естественно, воспротивились Великобритания и Австрия, желавшие принизить «северного колосса», а Наполеон III, хотя и не разделял планов англичан, тоже поддержал войну с Россией, считая это местью за поражения своего великого дядюшки в 1812–1814 годах. Проблема заключалась в том, что значительная часть французского общества, не забывшего о взятии русскими Парижа, поддерживала реваншистские идеи. К тому же Наполеон III думал за счет новой войны отвлечь внимание простых французов от внутренних проблем своей страны.
Дунайские княжества Молдавия и Валахия находились под протекторатом России, и 3 июля 1853 года туда были введены русские войска с целью оказать еще большее давление на Турцию. В ответ последовали требование вывести войска и отказ Николая I сделать это, что, в конечном итоге, привело к объявлению 16 октября 1853 года Турцией очередной войны России.
Для турок это быстро закончилось несколькими поражениями на суше. Потом была уничтожена их Дунайская флотилия, а затем, 30 ноября 1853 года, русский Черноморский флот под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова одержал над турецкой эскадрой Осман-паши блестящую победу в Синопском сражении. Турки в этом сражении потеряли 11 боевых кораблей и около 4000 человек. Сам Осман-паша попал в плен. А потери русских составили всего около 250 человек. Это сорвало планы Турции по высадке десанта на Кавказе и существенно подорвало боевой дух турок.
С другой стороны, победы русских послужили основанием для вступления в войну Великобритании и Франции. Они это сделали 27 марта 1854 года. При этом лондонская Times написала: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей». Тогда же лорд Джон Рассел, лидер Палаты общин, заявил: «Надо вырвать клыки у медведя. Пока его флот и морской арсенал на Черном море не разрушен, не будет в безопасности Константинополь, не будет мира в Европе»185.
Наполеон III считал подобные планы чрезмерными.
После побега из крепости Гам он жил в Лондоне, нуждаясь в денежных средствах, и британское правительство охотно снабжало его большими суммами в надежде извлечь из этого особые для себя выгоды, а главное, рано или поздно, достигнуть союза с Францией против России. Будущий император не только не уклонялся от такого направления, но и старался всячески поддерживать англичан в этом убеждении. Он помнил завещание своего дяди отомстить России, и он радовался, что наступило время, когда можно рассчитаться за падение Парижа в 1814 году.
