Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп

Почти весь 1948 год сведений об Отто не было. Только в декабре, когда он прятался в спальне Шарлотты в Зальцбурге, забрезжил свет. По неизвестным причинам польские власти внезапно потребовали собрать воедино все документы по «делу Вехтера» и без промедления передать их Центральной комиссии в Варшаве. Еще через месяц, в январе 1949-го, посольство Польши в Вене передало новую важную информацию польскому МИДу и Центральной комиссии в Варшаве: «Замечен след д-ра Вехтера» [535]. Подробности не сообщались, но, видимо, имелось в виду его пребывание в Зальцбурге.

Министерство иностранных дел Польши потребовало от Центральной комиссии собрать все «изобличающие документы» и вынести новое постановление об аресте Отто. Глава Центральной комиссии написал три письма для сбора подробностей о деятельности Отто в Кракове и Львове и о его ответственности. Одно письмо было направлено в польскую миссию в Берлине, второе — в Краков, в Региональную комиссию по расследованию немецких преступлений. В третьем письме содержалась просьба о помощи к Еврейскому историческому институту в Варшаве; в частности, Комиссия запрашивала имена и адреса тех, кто пожелает свидетельствовать против Отто. В письмах указывалось, что возможность «найти и схватить» бывшего губернатора реальна.

Еврейский исторический институт направил польскому правительству шесть инкриминирующих документов, в том числе четыре распоряжения, подписанных Отто в 1939–1941 годах. Одним из них евреям Кракова приказывалось носить нарукавные повязки со звездой Давида; в двух говорилось о выселении евреев из Кракова; четвертым предписывалось создание в Кракове гетто. Институт также назвал фамилии шестерых людей, живших во время правления Отто и способных «дать показания о действиях губернатора Вехтера». Три фамилии знакомы мне по работе над «Восточно-западной улицей». Давид Кахане подробно описал в «Дневнике Львовского гетто» Grosse Aktion августа 1942 года, когда в облаву попали семьи Герша Лаутерпахта и мой дед Леон Бухгольц. Михал Хофман — журналист, выпускник юридического факультета Львовского университета — состоял в Центральной комиссии по расследованию военных преступлений в Польше. В нее входил также профессор Тадеуш Задерецкий, автор книги «Львов под свастикой», содержащей множество ужасных подробностей [536].

В феврале 1949 года главе польской военной миссии в Берлине попалась копия эсэсовского личного дела Отто, того самого, которое я раскопаю в Немецких национальных архивах спустя семь десятилетий. Папка целиком была направлена прокурору центрального суда Варшавы. 19 марта 1949 года, когда Отто находился в Тальбахе, польский прокурор Юлиан Мендерер сообщил польскому правительству, что возобновил расследование преступлений Вехтера во Львове. Он возбудил уголовное дело на основании указа от 31 августа 1944 года о «Наказании фашистско-гитлеровских преступников, виновных в убийствах и в жестоком обращении с гражданским населением и с военнопленными, а также изменников польского народа». «Прошу выслать мне инкриминирующие материалы по его преступной деятельности», — писал прокурор.

В те дни, когда Отто готовился расстаться с Шарлоттой и ехать из Больцано в Рим, польские власти активно расследовали его дело. Уже было готово новое постановление о его аресте.

Я поделился всеми этими сведениями с Хорстом, который отнесся к документам по-другому: увидел в них всего лишь предположения общего характера, не подкрепленные твердыми доказательствами. Меня не удивила его позиция, ведь еще до этого он, побывав во Львове, писал родственникам и друзьям про то, как там чтят его отца. «Меня чествовали как его сына», — утверждал он.

По своему обыкновению Хорст разослал письмо многим родственникам, друзьям и случайным знакомым, всем, кто обнаружился в его адресной книге. Среди получателей письма оказался Дитер Шенк [537], бывший директор федеральной уголовной полиции Германии. Дитер, признанный эксперт по преступлениям в Генерал-губернаторстве, написал несколько книг о немецких преступлениях в оккупированной Европе, а также биографию Ганса Франка.

Шенк вежливо поблагодарил Хорста за письмо [538]. Он понимал, что сыну хочется оправдать отца. Тем не менее Хорст, по его мнению, обязан был принять тот факт, что Отто был «нацистским преступником», поэтому Дитер привел голые факты: за время управления Отто дистриктом Галиция, с 1942 по июль 1944 года там погибло более 525 тысяч человек. Выжило не более 15 тысяч евреев, менее 3 % от их довоенной численности.

Преступления были чудовищными, продолжал Шенк, и совершались они при «энергичной поддержке гражданской администрации» во главе с Отто. Он назвал три инстанции в правительстве отца Хорста, активно вовлеченные в массовые убийства.

Управление населения и вспомоществования сотрудничало с СС, составляя списки евреев. Оно назначало места для создания гетто и сборных пунктов евреев, организовывало транзитные лагеря.

Отдел трудовых ресурсов отбирал евреев для квалифицированной работы и для отправки в лагеря уничтожения.

Отдел переселения занимался конфискацией собственности евреев.

«Будучи губернатором, ваш отец играл ведущую роль и нес ответственность за все происходившее». Сказано совершенно однозначно, здесь нечего обсуждать, все факты и доказательства находятся в архивах.

Письмо Шенка заканчивалось простой просьбой: «Прошу вычеркнуть меня из вашей адресной книги».

27. Май 1949, Винья Пиа

Отто уехал на поезде в Рим с вокзала Больцано утром в четверг 28 апреля 1949 года. Был чудесный весенний день. Он увез с собой маленький дневник, игравший также роль записной книжки, куда вносил существенные подробности. Поезд шел по долине Этшталь и мимо Салорно, пассажир ощутил оптимизм, любуясь «чудесными видами». Разлитый за окном вагона покой контрастировал с политическим бурлением в Риме и в остальной Италии после всеобщих выборов, на которых неожиданно победили христианские демократы, поддержанные Ватиканом [539]; в цементировании антикоммунистических (и антисоветских) настроений сыграли немалую роль американцы.

Отто приехал с новой фамилией, фигурировавшей в его новой carta d’identità, «выданной» в 1946 году в городке Аппьяно (по-немецки Эппан) около Больцано. Теперь он был инженером Альфредо Рейнхардтом, родившимся 6 июня 1910 года, сыном Каролины Ройтмейер, жившей с мужем в Аппьяно по адресу Виа Стационе, 20. Фотография настоящего Рейнхардта была удалена и заменена фотографией усатого Отто; в документе фигурирует печать коммуны, фамилия и имя вписаны от руки.

Отто рассчитывал, что на центральном вокзале Рима его встретит некто Бауэр, но путешествие «Альфредо Рейнхардта» и его умиротворенное состояние нарушил проводник. Пассажиру было велено либо пересесть в Тренто на другой поезд, либо купить билет первого класса. Такого он не мог себе позволить и пересел на медленный поезд. Опоздав на римский вокзал Термини, Отто уже не нашел там никакого Бауэра. «Прием, ужин в приятном обществе, уютное размещение — все отменялось» [540], — написал он Шарлотте в первом из множества писем, которые станет регулярно слать из Рима. Почувствовав себя «одиноким и брошенным», он написал некоему Вальтеру Ладурнеру (очевидно, это был псевдоним) и ранним утром обрел жилье — шаткую койку в темном коридоре по 350 лир за ночь. Его соседями были непрерывно куривший мужчина с голым торсом и женщина, ночь напролет барабанившая в дверь своей комнаты и требовавшая ее выпустить. В конце концов крикунью выпустили в обмен на плату за жилье. «Чрезвычайно романтично!» — прокомментировал Отто.