Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
7 сентября «ДО-217» доставил меня в Аяччо, мой штаб был переброшен из Ливорно. Я отправился с визитом в итальянский 7-й армейский корпус в Корте. Его командир генерал Мальи считался прогермански настроенным, потому что он служил вместе с Кавальеро, и за это его ценил Кессельринг. Я все же отметил весьма прохладный прием у офицеров. Тот факт, что Кессельринг рассчитывал на «лояльное сотрудничество» со стороны Мальи, особенно осложнял политическую составляющую моей миссии. Ни Кессельринг, ни гитлеровское ОКБ не понимали, что любой итальянский офицер может оказаться в таком положении, когда ему придется выполнять приказы своего законного правительства, приказы, которые могут заставить их сложить оружие. Ведь такой приказ в итоге положил бы конец этой войне, как было и в других проигранных войнах. При существующем положении вещей приказ этот мог быть отдан только за спинами немцев. Однако нельзя было позволить неприятному привкусу «предательства» разрушить путь, ведущий к спасению людей. В подобных случаях офицеры обязаны подчиняться. Поэтому я не удивился, когда Мальи отказался выполнить мое требование, как прежде отказался выполнить и требование Кессельринга направить немецкие подразделения для обслуживания его собственных береговых батарей. Он счел это требование унизительным и разрушающим моральный дух его войск.
Мальи располагал четырьмя дивизиями, тогда как у меня была штурмовая бригада СС «Рейхсфюрер СС», имевшая всего два пехотных батальона, но относительно сильную артиллерию и один противотанковый дивизион. Эта бригада стояла на юге, вблизи Сартены, с задачей не допустить высадку десанта противника или, если потребуется, создать плацдарм в Бонифачо, чтобы обеспечить эвакуацию германских частей с Сардинии. Противотанковый дивизион стоял в Порто-Веккьо.
Командир 6-го итальянского армейского корпуса со своими четырьмя дивизиями отвечал за всю остальную оборону. Я был прикомандирован к нему в качестве офицера связи, что соответствовало той должности, которую я занимал на Сицилии.
Я согласился с командиром корпуса, что весь восточный берег Корсики находится под угрозой. Итальянские дивизии были дислоцированы так, что могли отразить высадку десанта только на западном побережье. Однако внезапный десант на восточном берегу был не просто возможен, но и обещал успешные результаты. Он отсек бы германские войска, стоящие на юге, от важного порта Бастия на северо-восточном побережье.
Поэтому я собирался в случае измены итальянцев развернуть части 90-й гренадерской моторизованной дивизии (которая должна была прибыть с Сардинии) вдоль восточного побережья и установить таким образом связь между южной оконечностью острова и Бастией. Мальи одобрил этот план. В случае высадки союзников на этом берегу он хотел принять участие в обороне, предпринимая контратаки из глубины острова!
Условия в порту Бастия оказались чрезвычайно неблагоприятными. Там размещались три зенитные батареи и несколько немецких административных центров: начальник местной административно-хозяйственной службы, важное управление морского транспорта, начальник снабжения вермахта и несколько более мелких административных служб. Один немецкий батальон, прибывший в качестве подкрепления, должен был немедленно выделить половину своих сил для охраны складов. Это высвобождало личный состав береговых батарей, которые я надеялся (если все пойдет нормально) использовать в Бастии и Бонифачо вместо итальянских.
ВЫХОД ИТАЛИИ ИЗ ВОЙНЫ
В течение двадцати четырех часов после моего прибытия обстановка радикально изменилась в связи с заявлением Бадольо о перемирии с главнокомандованием союзников. Все итальянские войска на острове были нейтрализованы, тогда как французские повстанцы вступили в бой. Генерал Мальи остался теперь явно без власти. Он предложил поддержать, насколько это возможно, германское управление боевыми действиями, чтобы облегчить переброску немецких войск с Сардинии, подавить восстание французских партизан, отдать приказ своим береговым батареям отвечать на обстрел с моря и предоставить в мое распоряжение свои линии связи.
В такой ситуации, собственно, не было и речи о том, чтобы предпринимать какие-то действия по разоружению итальянских войск, как приказывал сделать в этом случае Кессельринг. Единственная имевшаяся в моем распоряжении немецкая часть, бригада СС, при получении кодового сигнала «Ось» переместилась на плацдарм в Бонифачо, чтобы прикрыть вывод германских войск с Сардинии и их соединение с частями, находящимися на Корсике. Таким образом, эта бригада была привязана поставленной перед ней задачей к югу.
Достигнутое по дипломатическим каналам соглашение, без которого я не смог бы предпринимать любые самостоятельные шаги, теперь было нарушено. Вечером 8 сентября слабый немецкий военно-морской гарнизон в Бастии, действуя по кодовому сигналу, переданному ему по флотским линиям связи, не предупредив меня, совершил внезапный налет на порт и на стоящие в нем итальянские корабли. Эта атака провалилась из-за сопротивления превосходящих сил итальянцев, с обеих сторон имелись потери убитыми и ранеными. В нашем положении эта затея была бессмысленной и вредной. Мне пришлось очень постараться, задабривая итальянского главнокомандующего до тех пор, пока не прибыли мощные силы 90-й гренадерской моторизованной дивизии, после чего я мог уже выставлять ему требования в форме ультиматума. Посему переговоры, состоявшиеся 9 сентября, завершились восстановлением статус-кво. Сам я на этих переговорах не присутствовал, потому что по дороге в Бастию мы попали в устроенную французскими партизанами засаду, жертвой которой стала наша головная машина сопровождения.
12 сентября передовые части 90-й гренадерской моторизованной дивизии достигли Бонифачо. В тот вечер, когда на континенте вермахт начал разоружать своего бывшего союзника, обстановка стала еще напряженнее. Генерал Мальи осознавал угрожающую ему опасность и невозможность дальнейшего сотрудничества с немцами – даже в качестве «нейтралов». У нас с ним состоялась весьма драматическая дискуссия, в ходе которой он удивил меня, согласившись на то, чтобы к его береговым батареям присоединился немецкий личный состав. Свои войска он согласился сосредоточить в центре острова, дабы избежать любых враждебных действий.
Однако он отказался покинуть Бастию на основании того, что должен поддерживать связь с континентом. Я сохранил за собой право предпринимать любые шаги, в частности передислокацию войск, необходимую для обороны острова.
Стало ясно, что обстановку в Бастии можно нормализовать только с помощью оружия. В лагере вблизи Корте я не был защищен, и меня легко могли схватить итальянцы. Поэтому с наступлением темноты я переехал в полевой штаб в Гизоначчу – удобное место в центре для управления любыми боевыми действиями на восточной стороне острова. В это время туда прибыл с Сардинии командир 2-го авиационного корпуса.
Обстановка вынуждала нас занять Бастию. Итальянские дивизии не дали бы разоружить себя одной немецкой дивизии. Тем более мы были не в состоянии разоружить французских партизан. Хотя мы не имели представления об их численности, но имелись явные свидетельства их фанатизма. Даже если бы нам удалось развернуть войска прикрытия вдоль 160-километровой восточной дороги и захватить Бастию, обстановка все равно осталась бы критической. В случае высадки союзников немецкие войска, распыленные вдоль восточного побережья, подставили бы противнику протяженный и не защищенный с обеих сторон фланг. Переброска 90-й гренадерской моторизованной дивизии откладывалась, потому что невозможно было выяснить обстановку на острове Маддалена. Попытка захватить этот остров провалилась. Морской путь с Сардинии на Корсику проходил в пределах досягаемости расположенных на нем орудий. Однако командир 90-й дивизии генерал Лунгерсхаузен, благодаря своим прошлым связям с итальянским главнокомандующим, сумел заставить итальянские части на Сардинии оставить вооружение при эвакуации с острова (позднее над генералом Бассо из-за этого сгустились тучи, но он был оправдан). А на Сардинии, в отличие от Корсики, итальянцы находились на своей собственной земле. Они не были разоружены, и поэтому разложения в войсках не было. Им не надо было защищаться от мятежников, как итальянцам на Корсике. Последним вскоре пришлось подчиниться комиссарам союзников, и впредь они уже не могли действовать на свое усмотрение.
До 13 сентября невозможно было собрать достаточно немецких войск, чтобы занять Бастию и обеспечить прикрытие для отхода на запад. До тех пор мы вынуждены были изворачиваться перед итальянцами, убеждая их в том, что мы просто намерены покинуть остров так же, как это было на Сардинии.
Эта смесь хитрости, затягивания переговоров и предварительных маневров осложнялась и разнородным составом немецкого гарнизона на этом острове. Я не сомневался в полной лояльности только что прибывшей туда армейской дивизии, но не был так уверен в уже находившихся там частях. Суток, проведенных мной на острове до капитуляции Италии, было слишком мало, чтобы ознакомиться с дисциплиной войск, оказавшихся под моим командованием. Подтверждением тому была неудачная попытка моряков в Бастии. Части люфтваффе тоже демонстрировали обычное свое нежелание подчиняться единому командованию, а это теперь было особенно важно. Командир авиационного корпуса, полковник лет на двадцать моложе меня, воевал самостоятельно совершенно недостаточными силами и обвинял меня в «нерешительном ведении войны». К счастью, его вскоре отозвали на континент, оставив трудную задачу по организации вывода войск воздушным путем на весьма лояльного и открытого к сотрудничеству старшего офицера тыла. Позиция бригады СС была иной. Эта часть, не входящая в вермахт и единственный его надежный союзник (как и те части СС, с которыми я познакомился в России), вела себя исключительно корректно по отношению к старшим армейским начальникам. Старшие офицеры регулярной армии, конечно, знали о прямой официальной связи частей СС с их партийными боссами и, следовательно, об их независимости во всех вопросах, связанных с личным составом и организацией. И все-таки, справедливости ради, я должен признать, что те офицеры войск СС, с которыми мне приходилось иметь дело, всегда были сдержанны и корректны. С другой стороны, было понятно, что они постоянно доносили на старших армейских офицеров и информировали об их политической благонадежности.
