Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
Полк давно приземлился. Самолеты замаскированы под деревьями, а я ношусь над поляной. Скоро уже и горючее кончится, и чувствую: весь взмок.
Уже потерял счет разворотам, разгонам и бочкам, а тут все порознь: то одна, то другая.
И вдруг в наушниках голос Соболева:
- Обе вышли.
Сделал я еще несколько фигур: нужно убедиться, что стоят "ноги" прочно.
А на земле уже вовсю льет дождь. Подходит и представляется, въеживаясь в промокший плащ, капитан - комендант здешних мест. За ним его "гарнизон" все усатые, пожилые, в грязных мятых шинелях,
- Появлялся над вами лидер?
- Нет не было.
Оказывается, веселый майор сбился.
- Кто здесь есть?
- Только мы. Пять человек. Сказали ждать и встретить.
- Горючее подвезено?
- Да.
- Где будем располагаться?
- Можно в деревушке, тут недалеко...
Три дня прошло, а дождь не прекращался. Размещенные в домах по звеньям, летчики отсыпались. Приехал маскировочный взвод, принялся за свое дело. Придумали хитрые приспособления для того, чтобы быстро закрывать зеленой "изгородью" переднюю часть самолета, втянутого хвостом в лес. Потом ушли на взлетное поле, прихватили с собой машину светло-желтого песка.
Перед обедом летчики собрались возле самолета комэска Соболева. Курят, поглядывают на копошащихся маскировщиков.
- Что-то наоборот у них получается. Смотри, как раскрасили аэродром песком. Теперь он с воздуха, небось, на зебру похож...
Дождь лил неделю. Наконец начало проясняться. И стали над нами проходить фашистские бомбардировщики. Мы притаились. Идут большими группами, без прикрытия. Видно, эти места были для них безопасными. Теперь-то здесь мы, и нельзя давать им безнаказанно вершить свое дело,
Когда в следующий раз послышался гул моторов и через какое-то время показались над лесом, в стороне, "юнкерсы", я сказал дежурному:
- Зарядите-ка ракетницу.
Подождал, пока "юнкерсы" не пропали за лесом, чтобы наш взлет не был замечен и не раскрыл аэродром.
- Давайте сигнал!
В первой готовности находилась пара Славгородского. Вижу: зашатались ветки, маскировавшие самолеты, забегали механики. Заревели моторы, и тут же машины пошли на взлет. Надо выпускать еще, им на помощь.
Новички проявили настоящее мужество. Пятнадцать фашистских самолетов не испугали их. Пока подоспели другие наши, Славгородский и Фонарев сбили по "юнкерсу". Но за бомбардировщиками, оказывается, шли с удалением "мессершмитты". Завязался ожесточенный бой.
Самолеты возвращались, по одному заходили на посадку, торопливо втягивались в лес. Участники боя собирались вместе, закуривали, возбужденно вспоминали детали только что отгремевшего события.
- Боря, Леша, давайте, чертяки, облобызаю вас. С первой победой! С первыми сбитыми! Даже сдержанный Майоров возбужден:
- Вот это машина! Прямо рвется из рук. Иду я вверх за "мессером" и, представляете, до-го-ня-ю!
- Слушайте, а я чуть не заблудился. Смотрю: вроде наш аэродром, да вон и машина чья-то заканчивает пробежку, но не похоже на аэродром. Вся поляна изрыта траншеями, даже страшно садиться. Ну и маскировщики! Знатно расписали песочком свою картину.
- А куда ты, Шахов, подевался? Где был?
- Где и все, - отвечает Шахов, и на красивом его лице появляется обида.
- Твое дело - меня держаться, а я твой номер внизу видел. Бой идет, а ты внизу.
- Да я уже и не помню. Погнался, наверно, за "мессером",
Все замолкли, повернулись в сторону, откуда нарастал звук. Над противоположной стороной леса показался самолет, он скользил прямо по верхушкам сосен - и едва кромка леса ушла из-под колес, сразу прижался к земле. Красивая посадка!
Пикирующий бомбардировщик Пе-2. Откинулся внизу люк, и вышел летчик.
- Второй гвардейский?
- Он самый, - ответили.
- Где командир?
- Вон он возле землянки.
Я узнал нашего лидера. Веселый майор был на этот раз в подавленном настроении.
- Товарищ полковник, я очень виноват перед вами. Получилось гак, что бросил группу, потерял ее.
- Да ладно уж, все обошлось.
- Не обошлось. Меня привлекают к суду. Теперь от вас зависит моя судьба. Если б вы написали, что все благополучно и претензий, мол, ко мне нет...
Беру планшет, майор сразу заулыбался и зычно крикнул:
- Эй, стрелок! А ну тащи!
Стрелок немало возился, что-то вытаскивая, и наконец тяжело, враскачку зашагал к нам, прижимая к животу руками огромную, наверно в метр высотой, бутыль.
- От нас подарочек, - пояснил майор.
- А если б не написал?
- Все равно. Тогда бы попросил выпить за упокой души.
Что значит веселые люди они и на беду свою умеют смотреть с иронией.
Через несколько дней прибыли наши тылы, те, кто отправился из Сеймы поездом. Лес все больше обживался, Появились землянки, где располагались командные пункты эскадрилий, склады, каптерки. Ночевать уходили в село.
... Опять нелетная погода. Дождя нет, но ползут низкие сплошные облака. Все находятся на аэродроме, в любое время обстановка может измениться. Два звена в готовности № 1 - летчики сидят в кабинах и дай только сигнал, они тут же взмоют.
А наш лесной лагерь живет своей жизнью.
Летчики второй эскадрильи сидят полукругом, и комэск капитан Тришкин, чернявый, длинноносый, с бородкой, похожий на цыгана, проводит занятие по тактике боя на истребителе Ла-5.
- "Мессеры" привыкли от атаки ЛаГГ-3 уходить вверх. Но теперь мы их на вертикалях догоняем. Значит, приучай себя ловить тот момент, когда фашист сделает горку и успокоится. Ясно?
- Ясно. Будем их ловить на выходе вверх.
- Тактика не терпит застоя, - нравоучительно предупреждает Тришкин, дотрагиваясь до бородки. - Давайте поразмышляем как бы за врага. Попадутся они так несколько раз и начнут менять повадки. Будут уходить из-под нашей атаки вниз. К этому тоже будь готов...
У Тришкина тактика всегда с психологией. Не забывает он и сейчас, что молодое пополнение эскадрильи еще не было в схватках, кроме Шахова. Поэтому обращается к ним:
- Сейчас, понимаю, тревожно. Так что самое главное? Самое главное первый раз не дрогнуть, пересилить себя, ворваться в драку, атаковать, увидеть, как твоя очередь нащупывает врага и как он улепетывает... Обязательно в первом бою добейся морального превосходства. Ветераны вам помогут...
Молодежь делает вид, что такие наставления ее как бы даже немножко и обижают. Мол, что мы, разве забоимся? А сама впитывает, впитывает речь комэска.
- Постойте, - прерывает он свой урок, - а где Шахов?
Старший лейтенант Ефим Панкин, его заместитель, встает, делает несколько шагов в сторону, чтобы куст не мешал смотреть. Маленький, а реглан до самой земли, и планшет бьется по пяткам. За веселый характер, остроумие и способность на ходу сочинять байки зовут тайно Панкина дедом Щукарем. А за реглан и планшет - модником. Сапоги у него, правда, уже не по погоде - легкие, брезентовые. Такие шьет на лето наш знаменитый полковой сапожник Федор Чинаев. Он принимает заказы, не выпуская из губ десяток деревянных гвоздей, меряет, записывает и сквозь сжатые губы процеживает: "Через неделю".
