Михаил Воронецкий - Мгновенье - целая жизнь
…К Кону пробрался Петрусиньский:
— Товарищ Болеслав! Казаки!
— Пойдем по Сенной…
— Там драгуны и солдаты…
Задние ряды демонстрантов, не зная причины остановки передних, продолжали двигаться. Передние не выдержали напора — толпа покатилась прямо на казаков, сидевших в седлах с карабинами в руках. И тут же Феликс услышал, как пронзительно вскрикнула раненая женщина, почувствовал, как ударился в его плечо головой сраженный насмерть молодой рабочий… Крики отчаяния смешались с проклятьями, шум беспорядочного движения толпы, понесшей Феликса вдоль Сенной, приглушенные расстояниями винтовочные залпы, револьверные выстрелы, глухие взрывы самодельных бомб — все это смешалось в какой-то вихрь, длившийся невозможно долго, из которого Феликса вырвала чья-то сильная рука, затащившая его в подъезд высокого старинного дома… Феликс огляделся. В подъезде собралось много людей: Ян Стружецкий, Мария Пашковская, Ротштадт, Петрусиньский с рассеченным саблей полушубком и еще несколько хмурых рабочих самых разных возрастов.
— Болеслав! — возбужденно заговорил Петрусиньский. — Войска захватили мосты, и теперь наши колонны отрезаны от правобережья. Как быть?
— Мосты ночью отобьем. А до вечера ни в Прагу, ни в Таргувек не прорваться. Сейчас твои ребята должны задержать казаков и драгун. Разбивайте фонари, перекрывайте улицы — нельзя дать казакам возможность рассеять рабочие колонны. Надо организованно отойти.
Толпа поредела. В отдалении беспрерывно хлопали выстрелы, ухали взрывы.
Из-за угла вылетела пролетка. Из нее выскочила тоненькая молодая женщина. «Кошутская», — узнал Кон.
— Болеслав! — крикнула она. — Тадеуш арестован казачьим патрулем.
— Куда его отправили? — спросил Кон.
— В Ратушу.
— Там, в подвале, следственное отделение. Значит, за жизнь его можно не беспоконться. Если казаки сразу не расстреляли, а сдали в следственное отделение, то там сейчас о нем забудут на несколько дней. А тем временем мы что-нибудь придумаем.
— А как быть с вами? — спросила Кошутская.
— Со мной?
— Товарищи послали меня передать, чтобы вы вернулись в Варшавский комитет…
— Теперь? Зачем?
— Идет заседание. Вам, вероятно, будет поручено на время ареста Тадеуша возглавлять Варшавский комитет…
— Нет, — ответил Кон. — Вы сами видите, сейчас не до комитетских заседаний, сейчас самое время строить баррикады.
— Но что передать Комитету?
— Передайте, что если они там забудут восставших рабочих, то победивший пролетариат забудет Комитет. Возвращайтесь, товарищ Кошутская. — Феликс подал Марии руку.
— Я остаюсь с вами. Поручите мне какое-нибудь дело, Болеслав.
— Хорошо. Будете готовить пункты помощи раненым. Есть у вас какие-нибудь предложения на этот счет?
— У меня свои люди в больницах Святого Лазаря и Святого Духа. Они нам не откажут в помощи.
Феликс имел все основания быть довольным тем, что у него появилась такая помощница. Мария Кошутская, молодая женщина, только что вернулась из архангельской ссылки, но северная ссылка не только не охладила ее революционный пыл, а, напротив, усилила в ней жажду борьбы. Такие люди Феликсу всегда были по душе. Он уже чувствовал, что Мария его верный союзник в предстоящих схватках с правым руководством партии.
Баррикады возводились так, чтобы можно было в каждом районе держать круговую оборону. Для организации партизанской войны в городе, как бы ни хотелось Феликсу, у рабочих не было ни оружия, ни боевого опыта. Но баррикады сооружались отлично. Перевернутые трамваи, столы, парты, бочки из подвалов, мешки с песком.
На телеграфном столбе развевался красный флаг.
Ночью удалось разгромить охрану мостов, и рабочие дружины Таргувека и Праги прорвались в свои предместья.
То и дело поступали сообщения с рабочих окраин, где также были сооружены баррикады и где теперь разгорались сражения с войсками. В солдат стреляли со всех сторон, из-за баррикад, из окон домов, с крыш, и солдаты, обозленные неудачами, палили без разбору в окна, по случайным прохожим…
К утру стрельба стихла. Наступал ясный морозный день. Взрывы прекратились. Только клубы черного дыма в разных концах города рвались в темно-синее небо, снизу подсвечеппое заревом пожаров.
В тесной и низкой комнатке народной школы защитники баррикад посменно подкреплялись завтраком. Жены дружинников приносили в огромных тазах бигос — тушеную капусту с мясом и колбасой, в мешках — халы — плетеные булочные изделия. Постарались из последнею! Тут же где-то рядом жарили колбасу с луком, яичницу с салом. Ели, шутили:
— Вот бы барона Нолькена сюда!..
— Польская еда — не для немецкого брюха. Молодой рабочий, почти совсем парнишка, уплетая пересоленную селедку, приговаривал:
— Лимонадику бы…
— А мороженого шоколадного не потребуешь? — спрашивал его серьезно усатый и лысый дядя.
Но долго рассиживаться некогда — другие дружинники очереди ждут, притаившись в рассветных сумерках за мешками с песком. Поднимаются, быстро уходят.
В распахнутую дверь влетела возвышенно-яростная мелодия военного марша. Казалось, духовой оркестр играл прямо за стеной.
Вбежала Пашковская.
— Товарищи! В город со всех сторон вступают войска, С развернутыми знаменами. Под музыку духовых оркестров. Что же это такое? С кем они собираются воевать? С собственным народом?
— Спокойно, без паники, — Феликс вышел из-за стола и направился к баррикаде. Рабочие поворачивали к ному головы из-за укрытий, ждали. Следом вышел Ротштадт. — До сих пор мы успешно отбивались без особых потерь, но теперь положение может измениться. В город вошли свежие полки. Предстоит неравное сражение с хорошо обученным военному искусству войском. Его исход никто не может предсказать. Я лично верю в одно: что бы ни случилось сейчас, умрем ли мы или останемся живы в эти дни… в конечном счете… мы победим! Выбирайте, товарищи! Семейные могут с чистой совестью уйти по домам. Вы сделали все, что могли сделать. Здесь же останутся те, кто намерен сражаться, пока будут силы держать в руках оружие.
Он отошел под арку дома. Через несколько минут рядом появилась Кошутская.
— Ну что? — спросил Кон. — Ушел кто-нибудь?
— Никто. Все остались на своих местах.
И как раз в это время неподалеку, должно быть в предместье, ударила пушка, за ней другая, третья… Потом загремели винтовочные залпы.
Оборонять баррикады от регулярных войск, вооруженных пушками и винтовками, одними револьверами и самодельными бомбами — дело безнадежное. К тому же вскоре появился связной, сообщивший о том, что кончаются все собранные накануне жестянки и банки, употребляемые в качестве оболочек для бомб. Феликс направил дружинников для захвата заводских цехов. Вскоре там начали резать трубы и начинять их взрывчаткой.
