Павел Нерлер - Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений
Началом сентября, собственно, и датируется начало личной травли О.М. в Воронеже.
До этого по поводу О.М. в органы обращался разве что его третий квартирохозяин из «меблирашки» на проспекте Революции, «агент» и «мышебоец», как его называла Н.М., мелкая сошка в НКВД[294], написавший на него донос. О.М. вызвали в НКВД и даже показали ему донос – своеобразный знак своеобразного доверия. В доносе сообщалось, что к О.М. приходил подозрительный тип, после чего из его комнаты доносилась стрельба(!). «Подозрительным типом» оказался В. Яхонтов, гастролировавший в Воронеже 22–23 марта 1935 года и подтвердивший, что посетил друга-поэта в эти дни и просидел у него до утра.
«На этом дело и кончилось. Самый факт вызова по поводу доноса показывал, что его не собираются использовать», – писала Н.М.[295] Но она ошибалась – некоторый ход делу всё же дали, о чем свидетельствует следующий любопытный документ из следственного дела О.М. 1934 года. Эта справка – чужеродный осколок, не имеющий отношения ни к следствию, ни к реабилитации О.М., также хорошо представленной в материалах дела[296]. «Справка» датирована 2 июля 1935 года и, как мы полагаем, напрямую связана с доносом «агента».
Поражает в «Справке» больше всего то, что от ощущения прошлогоднего чуда не осталось и следа! Ее настрой прямо противостоит линии этого «чуда» и списан с шиваровских протоколов, еще не допускавших для чуда ни малейшей возможности. «Справке» тем не менее ходу дано не было, хотя угрозой – и серьезной – она, безусловно, являлась.
2
Нелишне отметить здесь и то (штрих эпохи), что партаппаратчики, еще недавно состоявшие друг с другом в дружелюбной переписке по поводу положения поэта Мандельштама осенью 1934 года, вскоре и сами попали под жернова всё той же карательной машины, что и О.М. (не коснулось это одного П.Ф. Юдина).
Надо заметить, что чекистская «разработка» троцкистской темы, достигшая апогея в середине 1937 года и влившаяся в многоголосую ораторию под названием «Большой Террор», началась еще в 1920-х годах, затем несколько поутихла и снова зазвучала, набирая мощь, в первой половине 1936 года[297]. Не желая приумножать сущности, «троцкистов» поженили с «зиновьевцами» и получили интересный гибрид – «троцкистско-зиновьевский контрреволюционный блок» (или, иначе, «троцкистско-зиновьевская банда»), с террористической деятельностью которого и начали рьяно бороться. После рассылки соответствующего закрытого письма ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 года заметно расширился круг обвинений, которые этим бандитам приличествовало предъявлять: террор остался, но появились и шпионаж, и вредительство, и диверсионная деятельность – это заметно упрощало задачу борющихся со всем этим чекистов.
25 сентября два сочинских отдыхающих, Сталин и Жданов, отправили своим кремлевским друзьям телеграммку, после чего назавтра у страны появился новый нарком внутренних дел – товарищ Ежов. И понеслось…
Уже через четыре месяца спектакль под названием «О процессе по делу Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и др.» (он же «Процесс антисоветского троцкистского центра», или «Паралелльного антисоветского троцкистского центра») был поставлен и отрепетирован. Целую неделю, с 23 по 30 января 1937 года, шла эта постановка. Но не все, в отличие от Лиона Фейхтвангера и Мартина Андерсена Нексе, искренне залюбовавшихся и режиссурой и игрой, могли наблюдать ее из партера, поэтому кульминацией стал даже не сам приговор, а его публикация 30 января в «Правде», вместе со стенограммой суда и с подборкой писем трудящихся[298]. Более наглядного призыва к чекистской массе и не требовалось!
Следующий залп – доклад Сталина «О недостатках партийной работы и о мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников», сделанный 3 марта 1937 года на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б). Слово «зиновьевский» здесь куда-то провалилось: видимо, осознавая всю оксюморонность выражения «троцкистско-зиновьевский», сталинские пропагандисты к этому времени выдвинули термин еще более причудливый, но всё же, как им казалось, более ласкающий слух «право-троцкистский». Памятуя о том, что троцкисты – это леваки, получаем по смыслу – «праволевацкий».
Но страна проглотила и это.
3
Сменив Чердынь – городок районного масштаба и предел клюевских ссыльных мечтаний, на губернско-областной Воронеж, бедный Осип Эмильевич и не догадывался, куда влечет его свободная стихия – на сколь «опасное» для его априори пошатнувшегося идеологического здоровья поэта-попутчика[299] место сменил он свое камское благодатное захолустье.
А дело всё в том, что в бытность О.М. в Воронеже, мало того – именно в 1934-м году, то есть аккурат в год и чуть ли не в месяц его приезда, весь советский Воронеж накрыло густое и ядовитое «право-троцкистское» облако. Бедный поэт и не догадывался, что здесь, на шумных улицах и в тиши начальственных кабинетов, свила себе гнездо контрреволюция, отсюда распустила она свои сети и щупальца – эдакая гидра-контра, направляемая несуществующей, но от этого не менее страшной конторой под названием «Воронежская право-троцкистская вредительская террористическая организации» (ВПВТО). И возглавили ее не кто-нибудь, а первый секретарь обкома партии товарищ Е.И. Рябинин и председатель Воронежского облисполкома товарищ Д.А. Орлов. Так и работали они бок о бок много лет, вредя стране, а наружу всё «вылезло» только в июле 1937 года…
Честно говоря, иронизировать тут и не стоило бы. Десятки человек, многих из которых О.М. знал лично, заплатили за этот бред жизнью, да и сам Осип Эмильевич запросто и без лишних слов вполне мог бы угодить под тот же самый топор[300].
Проследим же судьбу тех мандельштамовских знакомцев, кого подхватил этот смертоносный ветр. Практически все они погибли – особенно если из числа начальства, не исключая и литературное. Выкашивать их начали уже летом 1937-го, вскоре после того, как О.М., слава богу, уехал[301].
Итак, головка «заговора», его ключевая фигура – Евгений Иванович Рябинин. На обкомовскую должность он пришел в марте 1935 года, после почти что пяти лет председательствования в облисполкоме Центрально-Черноземной (Воронежской) области. Пришел триумфально: 15 марта Воронежскую область, ведомую 1-м секретарем обкома И.М. Варейкисом и председателем Воронежского облисполкома Е.И. Рябининым, наградили орденом Ленина. А 18 марта VI Пленум обкома ВКП(б) горячо приветствовал Варейкиса и Рябинина: первого – в связи с отъездом на новую боевую работу в Сталинград, а второго – по поводу избрания 1-м секретарем взамен Варейкиса.
