Александр Алексеев - Воспоминания артиста императорских театров А.А. Алексеева
Трагедия графа А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» долгое время держалась в репертуаре Александринского театра и давала хорошие сборы. Разумеется, успех ее следует приписать не артистическому исполнению, а литературности произведения, верной обрисовке жизни отдаленного от нас времени и далее аксессуарам, которые действительно были художественны и выдерживали строгий стиль эпохи Грозного.
Когда приезжал гастролировать в Петербург московский премьер Шумский и когда он сыграл Иоанна Грозного в трагедии графа Толстого, Петр Андреевич сказал:
— Не счастливится графу Алексею Константиновичу…
— А что?— кто-то спросил его.
— Да как же: в его произведены мы видели Павла Васильевича, Василия Васильевича и Сергея Васильевича, — намекнул он на Васильева, Самойлова и Шумского, исполнявших главную роль в трагедии, — а Ивана Васильевича (Грозного) не видали.
Репетировали какую-то отчаянно-скучную пьесу. К третьему действию должен был приехать Монахов, в ней участвующей, но подошло время репетиции третьего акта, а его нет, как нет.
— Не приехал?— спрашивает режиссер Воронов у капельдинера, заведующая «отвозом» и «привозом» артистов.
— Карета за ними послана.
— А возвратилась ли она?
— Должна давно здесь быть.
— Поди, узнай.
Возвращается капельдинер обратно и заявляет:
— Г. Монахов приехали.
— Да где же он?
— Не могу знать, но кучер говорить, что привез.
— Иди и ищи.
Обежал капельдинер все уборные — нет, заглянул в режиссерскую— тоже, ни в бутафорской, ни в костюмерной тоже его не было.
— Нигде не нашел.
— Делать нечего, господа, будем репетировать без него, — сказал режиссер, — а Ипполита Ивановича подвергнуть штрафу.
По окончании репетиции, все участвующее вышли к подъезду и стали рассаживаться по каретам. Вдруг кто-то испуганно вскрикивает.
— Что такое?
— Кто-то в карете спит.
Подошли, взглянули — Монахов. Разбудили[14].
— Что это вы, Ипполит Иванович?
— А уж разве приехали?
— Давно.
Петр Андреевич подошел к Монахову и сказал:
— Я не дивлюсь твоему безмятежному сну. Вероятно, ты в карете роль из новой пьесы учил?!
Как-то представляют Каратыгину провинциального актера, служившего когда-то, но не долго, на казенной сцене:'
— Вы, вероятно, его помните, как актера.
— О, да, я злопамятен, — ответил Петр Андреевич, сконфузив бедного актера, имевшего было намерение просить его содействия к поступлению вторично на сцену императорского театра.
Когда праздновали пятидесятилетней юбилей Каратыгина, явилась в его уборную депутация артистов, и один из них сказал прескучную речь, преисполненную чрезмерной лестью, которой не терпел Петр Андреевич никогда.
В самом конце речи Каратыгин прерывает оратора.
— Погодите, ради Бога погодите.
Все на него удивленно глядят. Юбиляр взбирается на стул и поспешно захлопывает отворенную форточку.
— Теперь продолжайте! Я и не заметил сначала, что вы говорили на ветер.
В уборной Каратыгина некий актер С. расхвастался вновь приобретенными золотыми часами.
— Часики хорошенькие, — заметил кто-то и спросил:— а цепочка медная?
— Нет, тоже золотая. У меня ничего нет медного…
— А лоб-то?— перебил его Петр Андреевич.
Это только тысячная доля тех анекдотов про Каратыгина, которые известны были его друзьям, знакомым и публике.
XVIII
Нижний Новгород. — Знакомство с М.Г. Савиной. — Савина в Петербурге.
В то лето, когда в Москве устроена была политехническая выставка, Н.Ф. Сазонов и я были приглашены нижегородским антрепренером Смольковым на гастроли. Мы пробыли почти все время ярмарки в Нижнем, играя ежедневно. Репертуар состоял преимущественно из легких комедий и опереток, которыми по просьбе Смолькова я и режиссировал.
Эти гастроли для меня памятны тем, что я познакомился с юной тогда Марией Гавриловной Савиной, нынешней премьершей Александринской сцены.
Я занят был постановкой «Орфея в аду». Все роли разошлись как нельзя лучше, не было только Амура.
— Кому же поручить эту роль?— спросил я Смолькова.
— К-к-к-кому н-н-нибудь, — не долго задумываясь и возмутительно заикаясь, ответил Смольков.
— Однако…
— Х-х-о-о-оть С-с-с-са-а-авиной.
— Какой Савиной?
— А-а-актри-и-иске мо-о-о-ей…
— Сыграет ли?
— Не-е-е знаю…
Передали Амура Савиной, занимавшей у Смолькова амплуа незначительных ролей. Сыграла она его очень мило, но никак нельзя было предполагать по исполнению этой роли, что из нее выработается такая большая артистка. Я там же видел ее и в нескольких водевильных ролях, но и в них она не проявляла своего выдающегося дарования, только впоследствии на казенной сцене развернувшегося во всю.
Не задолго перед моим с ней знакомством, она была повенчана с провинциальным актером Савиным, под фамилией которого и стала фигурировать на сцене, а до этого она называлась Стремляновою. Тогда же я узнал, что происхождением своим она вполне театральная особа. Ее родители, что называется, «коренные» провинциальные актеры; от самого рождения она была около сцены и очень юной начала подвизаться на театральных подмостках.
Вторая моя встреча с Марией Гавриловной была в Петербурге, в Благородном собрании. Весною 1875 года она появилась в Северной Пальмире уже известною провинциальною артисткою и была приглашена антрепренером этого клуба С.М. Сосновским дебютировать у него. Впервые выступила она в неизвестной тогда столице комедии Антропова «Блуждающие огни».
Дебютом этим заинтересованы были многие. Всем завзятым театралам было известно, что дебютантка не заурядная актриса, а талантливая артистка, и что это не та школьная знаменитость, которые размножаются в бессчетном количестве в последние годы, благодаря различным «драматическим училищам», представляющим из себя что-то весьма тяжелое для искусства, что-то удивительно обидное для театра, а настоящая вдохновенная артистка, самобытная и самостоятельная, систематически ничему не учившаяся, но производящая на зрителя цельное, неотразимое впечатаете.
Все это вместе взятое обратило внимание даже самой дирекции, командировавшей некоторых из артистов на дебют Савиной. В числе прочих на этом пробном спектакле был и Александр Александрович Нильский, в свое время имевший большой авторитетный голос за кулисами Александринского театра. Он пришел в восторг от дебютантки и, разбирая ее недюжинное дарование, выказал тонкое понимание искусства. На другой же день он доложил начальству, что Савина представляет из себя крупный талант, правда не разработанный, но при известных благоприятных для развития условиях способный занять выдающееся место на казенной сцене. Ей тотчас же было предложено попробовать свои силы в Александринском театре, в каковом она и выступила в первой половине апреля.
