Александр Шаров - Человек, открывший взрыв Вселенной. Жизнь и труд Эдвина Хаббла
Свое письмо Бушу Хаббл заканчивал словами: «Если говорить о чистой науке, мой вывод таков: администрация должна помогать исследованиям, а не направлять их. Направление исследований в рамках тематики обсерватории (именно тех разделов астрономии, которыми следует заниматься с помощью больших телескопов) должно быть оставлено лидерам в данной области науки. С другой стороны, лидеров нужно освободить практически от всех дел, не имеющих прямого отношения к исследованиям и исследовательским программам. Я глубоко убежден, что лидер в науке плюс административный работник — вот правильное решение проблемы, и я уверен, что единодушное мнение ведущих астрономов страны поддержит эту точку зрения».
Меньше чиновничьей опеки, больше доверия компетентным специалистам, лучше всех знающим в каком направлении и как вести поисковые работы — с этим согласятся все ученые и сейчас.
Сыграло ли письмо Хаббла какую-либо роль судить трудно, но сразу же после объединения двух обсерваторий создается комитет для разработки долговременной программы исследований. Это была важная задача. На 200-дюймовом телескопе можно ставить самые разнообразные исследования, но нельзя было разменяться на мелочи, жизнь требовала определить основную задачу, которую с другими инструментами решить невозможно — познание общего устройства мира. От обсерватории в комитет вошли Бааде, Мерилл, Никольсон, от Калифорнийского технологического института — Толмен и Оппенгеймер, покинувший пост директора атомного центра в Лос-Аламосе. Возглавил комитет Хаббл.
Но не только заботы о будущем астрономии захватили Хаббла в эти годы. Требовалось разрабатывать рекомендации по управлению бюджетом и другими финансовыми делами, объединению различных вспомогательных служб на Маунт Вилсон и Маунт Паломар, думать о программах обучения астрономов в Калифорнийском институте. Всеми этими хлопотливыми делами пришлось много заниматься и Хабблу, вошедшему в объединенный комитет по вопросам управления вместе с двумя другими представителями обсерватории — ее нынешним и прежним директорами.
Астрономы США, а вместе с ними и все астрономическое сообщество мира с нетерпением ожидали начала нового этапа в истории своей науки — вступления в строй гигантского 200-дюймового рефлектора. Вероятно, больше всех ждал этого события Хаббл.
К концу 40-х годов Хаббл несомненно был ведущей фигурой в мировой астрономии. Великие открытия, сделанные им на 100-дюймовом рефлекторе, получили всеобщее признание. Уже при жизни он стал подлинным классиком науки. К многочисленным довоенным научным почестям добавляются новые. В Англии его избирают почетным членом Колледжа королевы, он — член-корреспондент Французского института, почетный член Академии наук в Вене. Калифорнийский университет, вспомнив о его юридическом образовании, присуждает почетную степень доктора права.
Но членом нашей Академии наук Хаббл не был. Может быть в довоенные годы кого-то пугали следствия красного смещения. Но и без этого астрономам у нас не везло. В 1924 г., когда в Академию избрали немца Макса Вольфа и американцев Хейла и Кемпбелла, Хаббл только начинал свой славный путь. А затем наступил глухой перерыв и только в 1958 г. членом Академии стал физик и астроном швед Альвен.
Имя Хаббла становится известным не только ученым, но и широкой публике. В 1948 г. его портрет появляется на обложке массового журнала «Тайм». Среди тех, кого журнал так представлял своим читателям, Хаббл был первым астрономом. Лишь потом, уж много лет спустя, печатаются портреты Маартена Шмидта и Карла Сагана.
Вместе с другими американскими учеными Хаббл выступает в цикле лекций по радио. Он рассказывает слушателям о том, как человечество последовательно открыло для себя мир вне Земли: сначала Солнечную систему, затем мир звезд и, наконец, пространство за пределами нашей Галактики с несчетным множеством таких же огромных звездных систем. Особое внимание слушателей Хаббл обращает на две основные черты исследованной части Вселенной; однородность в среднем распределения галактик в пространстве, несмотря на их группировки и даже огромные скопления, и твердо установленный факт красного смещения, возможно, указывающего на расширение Вселенной.
Выступления Хаббла, Боуэна, Шепли, Рессела вошли в сборник «Ученые говорят». Главная мысль всех этих выступлений была единой: нужно и дальше развивать исследования Вселенной. И надежда на успех во многом связывалась ими с 200-дюймовым телескопом, строительство которого завершилось.
В апреле 1947 г. Хаббл читает в Пасадене публичную Моррисоновскую лекцию «200-дюймовый телескоп и некоторые проблемы, которые он может решать». Таких проблем немало, но Хаббл останавливается на трех. Не только широкой публике, но и астрономам хотелось бы получить ответ на вопрос существуют ли на Марсе тонкие загадочные каналы. Новый телескоп поможет решить эту задачу. Как миллион человеческих глаз соберет он свет и фотографировать Марс станет возможно с очень короткими экспозициями. А тогда среди множества негативов удастся отобрать самые удачные, сделанные при особом спокойствии атмосферы.
Очень важно для науки — получение детальных спектров небесных тел и изучение их химического состава. Здесь также телескоп-гигант должен сказать новое слово.
Но основное предназначение нового инструмента — решение задачи космологии. Хабблу удалось установить, что до границ, доступных 100-дюймовому рефлектору, красное смещение пропорционально расстоянию. Но нужно было идти вперед — проверить сохраняется ли зависимость и на больших расстояниях, продолжает ли пространство и дальше оставаться равномерно заполненным галактиками. Красное смещение приводит к ослаблению видимого блеска галактик. Но когда скорости составляют не более одной десятой скорости света, то и ослабление не превышает 10%. Гигантский рефлектор позволит вдвое расширить изучаемую область Вселенной и для самых далеких галактик ожидаемый эффект достигнет уже 40—50% и станет легко наблюдаемым.
«Мы можем с уверенностью предсказать, что 200-дюймовик ответит нам, следует ли красное смещение считать свидетельством в пользу быстро расширяющейся Вселенной или оно обязано некоему новому принципу природы. Каким бы ответ ни был, результаты следует приветствовать как еще один важный вклад в исследование Вселенной»,— отмечал Хаббл.
У широкой публики могло даже создаться впечатление, что новый телескоп предназначен исключительно для решения космологической проблемы. Это вызывало ревнивое чувство у других сотрудников обсерватории. Однажды специалисты по спектроскопии собрали пресс-конференцию, чтобы рассказать о своих работах. Хабблу о встрече не сообщили и он узнал о ней от знакомого репортера. Неожиданно для собравшихся он явился в библиотеку, где журналисты терпеливо слушали об очень важных, но далеко не увлекательных спектральных работах. Попросили сказать несколько слов и Хаббла. И он так рассказал о происхождении Вселенной, о выдающейся роли спектральных исследований Хьюмасона, что все остальное было забыто и только это и попало на страницы газет и журналов.
