Майкл Робертс - Grace. Автобиография
Я обожала Зака; ему я обязана своей любовью к американской моде еще со времен моих первых визитов в Нью-Йорк. Он, в свою очередь, любил поговорить о знаковых европейских модельерах – таких, как Баленсиага и Ив Сен-Лоран. Еще до того, как я пришла работать к Кельвину, мы часто засиживались за разговорами до утра. Вместе с Заком я проводила отпуск в доме Брюса Вебера в Шелтер-Айленд, ездила в Марокко с ним и его бойфрендом, Джоном Кальканьо. Я дорожила нашей дружбой и не хотела, чтобы она оборвалась, оставив осадок. И поскольку моей первой любовью все-таки были журналы, я решила, что это хороший выход из положения.
Когда было объявлено, что Анна Винтур назначена новым главным редактором американского Vogue, я сразу позвонила ей прямо из офиса, чтобы поздравить. И вдруг, совершенно неожиданно для себя самой, спросила у ее помощницы Габе Доппельт, с которой была знакома еще по работе в британском Vogue:
– Как ты думаешь, она возьмет меня обратно?
– Подожди минутку, – сказала Габе, и в трубке захрустела тишина.
А потом я услышала голос Анны:
– Встретимся в Da Silvano в шесть.
Разумеется, в назначенный час я была на месте, и в тот же вечер, за столиком ресторана, Анна без всяких предисловий сказала:
– Я начинаю в понедельник. Хочешь начать вместе со мной?
Смутно помню, как она спрашивала, хочу ли я что-нибудь заказать, но я была в некотором оцепенении.
Это был вечер пятницы, и мне нужно было во что бы то ни стало поймать Кельвина, прежде чем он прочтет новости в Women’s Wear Daily в понедельник утром. Наконец я его разыскала. Он был само обаяние. Я люблю его за это. Думаю, так было лучше для нас обоих, потому что я действительно не годилась для жизни на Седьмой авеню.
Об американском Vogue
Глава XII,
в которой Грейс входит в курс дела, стараясь не скатиться в китч
В тот день, когда я должна была вступить в должность фэшн-директора американского Vogue, я позвонила Габе, помощнице Анны, и предложила ей пойти на работу вместе, потому что слишком нервничала. В черных брюках, белой рубашке (все от Calvin Klein) и двухслойном, цвета фуксии, кашемировом кардигане, завязанном на талии (я думала, что так выгляжу стройнее), я вошла в здание по адресу Мэдисон-авеню, 350, где находилась штаб-квартира Condé Nast – еще до переезда в нынешний небоскреб на Таймс-сквер. Мне казалось, что я всем своим видом излучаю уверенность и силу – как и положено американскому Vogue. Во всяком случае, так мы это себе представляли в Англии, поголовно одеваясь в скучный, хотя и модный черный цвет.
Анна позвала всех без исключения в зал совещаний, чтобы обсудить, куда она собирается вести свой храбрый новый Vogue. Она объяснила, что хочет видеть журнал помолодевшим, доступным и энергичным, а затем предложила задавать вопросы. Много спрашивали о режиме работы, будем ли фотографировать дизайнерские образы целиком и изменится ли структура журнала.
Команда подобралась смешанная. Некоторые редакторы работали в журнале годами, кто-то был новичком, но в одном мы были похожи: каждый считал себя элитой модного мира и, как и положено элите, обладал яркой индивидуальностью и сильным характером.
В то время как британский Vogue трудился в «диккенсовских» декорациях, редакторам американского издания были выделены просторные офисы с собственными гардеробными, где хранилась одежда для съемок. В редакционный штат, помимо меня, входили француженка Карлин Серф де Дадзили, бывший редактор модного журнала Elle и новая любимица Анны; Полли Меллен, старожил со времен легендарной Дианы Вриланд; и немка Дженни Кэпитейн, в прошлом модель, присутствующая на некоторых фривольных фотографиях Хельмута Ньютона (на одной из них она позирует в чем мать родила, если не считать ошейника). Теперь она отвечала за рынок «молодых дизайнеров». Залом аксессуаров железной рукой управляла редактор Кэнди Праттс Прайс. Прежде Кэнди занималась оформлением витрин в универмаге Bloomingdale и под руководством директора моды Кэла Руттенштайна продвигала молодые таланты. Филлис Позник была исполнительным редактором моды и координировала работу редакции, стараясь, чтобы всем нам жилось легче. В то время она не участвовала в фотосессиях, но позже стала работать над созданием образов для рубрики «Красота».
Лори Шехтер, которую Анна переманила из журнала New York, отвечала за фотосъемки для «передовиц» с новостями и сплетнями. Эта идея полностью принадлежала Анне, и она упорно работала над ее воплощением, стараясь насытить страницы интересными репортажами, закулисными фотографиями, эксклюзивными снимками симпатичных девушек, модниц и завсегдатаев ключевых вечеринок. При помощи Vogue Анна создавала собственную модель светского общества, в центре которого блистала it-girl.
Мое первое задание для американского Vogue было связано с белой рубашкой. У меня было всего полтора дня на то, чтобы придумать концепцию; в Англии на это обычно уходил месяц.
– Про что будет твоя первая история? – спросила Анна.
Слегка запаниковав, я ответила:
– Э-э, про белые рубашки.
(За полтора года я не видела ни одной модной коллекции, если не считать Кельвина.) Не успела я и глазом моргнуть, как передо мной выстроились ряды вешалок с однотипными белыми рубашками. Я разнообразила их аксессуарами в виде сотен маленьких крестиков, очень деликатных и очень в моем вкусе – то, что в наши дни политкорректности недопустимо, поскольку любая религиозная символика в Vogue под запретом.
Перед каждой съемкой устраивалось совещание. Редактор приходил с полароидными снимками одежды и с трепетом раскладывал их на столе, за которым восседали Анна, всесильный мистер Либерман, арт-директор Дерек Анлесс и иногда – назначенный фотограф, которого следовало посвятить в тонкости замысла. Я хотела провести фотосессию на улице, при естественном освещении, и предложила сделать это в Хэмптоне неподалеку от дома Патрика Демаршелье, который и должен был фотографировать. Но у мистера Либермана были другие соображения.
– Я считаю, что надо снять этих шестерых девушек в студии. Тогда качество освещения будет гарантировано.
Я опешила. Мне даже в голову не приходило фотографировать эту историю как-то иначе, ведь я уже продумала все до мелочей. Но после совещания Анна сказала мне:
– Иди и снимай, как хочешь. Все будет хорошо. Не беспокойся. Нам просто нужно было выслушать мнение Алекса.
Мы провели фотосессию в точности так, как я задумала, и Анна пришла в восторг. Кстати, мистер Либерман тоже.
