Илья Груздев - Горький
Горький передал свое обращение-прокламацию членам депутации для ознакомления и одобрения, но в ночь на 11 января у одного из них во время обыска воззвание было захвачено.
Обыск был произведен у всех членов депутации, обвиненных в организации «временного правительства».
В тот же день Горький был арестован в Риге и 12 января привезен в Петропавловскую крепость, в отдельную камеру Трубецкого бастиона, куда заключали подследственных с особо тяжким обвинением.
Трепов, «один из наиболее ненавидимых всей Россией слуг царизма»[30], назначенный диктатором после 9 января, добивался грандиозного «дела», желая депутацию общественных деятелей представить, как «революционное правительство».
«Арестованным членам депутации… — писал В. И. Ленин в статье «Трепов хозяйничает», — предъявили нелепейшее обвинение в намерении сорганизовать «временное правительство России» на другой день после революции. Понятно, что это обвинение падает само собой».
Горький на трех допросах категорически отверг полицейскую выдумку об участии в заговорщическом комитете. Но он признал свое авторство проекта воззвания и взял лично на себя всю ответственность за него.
«Дело» Горького было назначено на суд при закрытых дверях.
В цитированной выше статье Ленин писал:
«За границей началась энергичная кампания среди образованного буржуазного общества в пользу Горького, и ходатайство пред царем об его освобождении было подписано многими выдающимися германскими учеными и писателями. Теперь к ним присоединились ученые и литераторы Австрии, Франции и Италии»[31].
Реакция на арест Горького приняла такие формы и размеры, что царскому правительству трудно было игнорировать ее.
Ученые, писатели, депутаты составляли адреса, покрываемые многочисленными подписями, общественность разных стран организовала выступления в защиту Горького с требованием его освобождения.
«Его творения, — говорилось в одном из выступлений, — распространяли по всему миру уважение к духу русской народной поэзии, и все его сочинения дышат страстной любовью к родине. Голоса наиболее выдающихся людей различных стран сливаются в общем крике: «Свободу Максиму Горькому! Верните его труду, родине, целому миру!»
Но не эти выражения любви к Горькому и к его произведениям беспокоили царское правительство.
В России манифестации в театрах на представлениях пьес Горького во всех городах — в Нижнем, в Николаеве, в Кишиневе, Двинске, Киеве, Ростове-на-Дону, Саратове, Одессе, Казани — повсеместно, как ранее в Белостоке, стали обычным явлением.
В Нижнем горячую речь о Горьком с галереи театра произнес Я. М. Свердлов — в будущем выдающийся деятель Коммунистической партии.
В Николаеве во время спектакля пьесы Горького были разбросаны прокламации.
Двинский театр был закрыт вследствие манифестации в честь Горького.
В Киевском театре Соловцова во время представления пьесы «Дачники», перед началом второго акта, когда электричество потушили, с галереи раздался крик: «Да здравствует Горький! Да здравствует свобода! Долой самодержавие!» Под шум аплодисментов были брошены в партер прокламаций следующего содержания:
«Свобода Горькому, борцу за волю, певцу свободного слова!
Да здравствуют все, смело идущие в бой за пролетарское дело, за политическую свободу!
Слава героям-мученикам, павшим в борьбе с царизмом — этим проклятым врагом русского народа!..»22.
В зале начались волнения. По требованию полиции был опущен занавес. Появился свет, но прокламаций уже не стало — их расхватали зрители. В поисках бросивших прокламации полицией были произведены аресты.
В Кишиневе, в местном театре, во время последнего акта пьесы «Дачники» разбрасывались гектографические листовки с призывом «Долой самодержавие!».
Такие манифестации продолжались по всем городам.
14 февраля после месяца заключения начальник жандармского управления отдал распоряжение об освобождении Горького до суда под залог в десять тысяч рублей с подпиской о невыезде из Петербурга.
Однако начальник охранного отделения потребовал нового ареста, заявив, что ни одного часа не оставит Горького свободным на улицах столицы.
Горького спешно отправили в Ригу, в сопровождении охранника.
К. П. Пятницкому он писал 15 февраля:
«Доехали мы вполне благополучно, под надежной охраной солидного человека с большим носом и рябым лицом, проводившего нас до Риги. Здесь, в гостинице, нам дали пару внимательных соседей, тайно образующих надзор за нашим поведением и животворящих собою мудрость властей»23.
Так охранники шпионили за Горьким, сопровождая его всюду.
В Петропавловской крепости Горький написал пьесу «Дети солнца», которая отчасти явилась как бы откликом на «кровавое воскресенье». Конечно, цензурные условия не позволили писателю прямо говорить о событиях 9 января. Но в словах одного из персонажей пьесы, Лизы, мы находим намек на события, свидетелем которых был Горький:
«И у ног моих — юноша с разбитой головой… он ползет куда-то, по щеке и шее у него льется кровь, он поднимает голову к небу… я вижу его мутные глаза, открытый рот и зубы, окрашенные кровью…»
Эти слова со сцены должны были напоминать зрителям о чудовищном злодеянии царизма.
В ожидании судебного процесса Горький писал из Риги К. П. Пятницкому:
«Об уклонении от суда не может быть и речи, напротив, — необходимо, чтобы меня судили. Если же они решат кончить эту неумную историю административным порядком — я немедленно возобновлю ее, но уже в более широком масштабе, более ярком свете и — добьюсь суда для себя — позора для семейства Романовых и иже с ними.
Если же будет суд и я буду осужден — это даст мне превосходное основание объяснить Европе, почему именно я «революционер» и каковы мотивы моего «преступления против существующего порядка» избиения мирных и безоружных жителей России, включая и детей»24.
Правительство было в сильном затруднении, понимая неудобство суда над таким обвиняемым даже при закрытых дверях.
Суд, назначенный на 3 мая, отложили, затем «дело» затянули и прекратили его уже во время бурных событий осени 1905 года.
2
Горький еще в предшествующие годы отлично понял значение Ленина как политического вождя. Партийный работник Землячка писала В. И. Ленину и Н. К. Крупской 28 декабря 1904 года:
«Очень много беседовала эти дни с нашим беллетристом[32], от которого получаем деньги. Он окончательно перешел к нам и очень заботится о нашем благополучии. Он заявил, что относится к нему[33], как к единственному политическому вождю…»25.
