Василий Голубев - Во имя Ленинграда
- Вы не рассуждайте, а выполняйте приказ!
Такой ответ Охтеня заставил высказаться и комиссара 1-й эскадрильи старшего политрука Дмитриевского. Он резко спросил:
- В эскадрилье всего пять самолетов, как их делить на две группы?
- Как хотите, так и делите, - ответил командир полка.
- Хорошо, тогда меньшую группу - два самолета я буду весь день водить на задание сам! - с жаром воскликнул часто вылетавший на задания комиссар.
Больше вопросов не было. Тогда заговорил комиссар полка Лазарев:
- Товарищи! Через три часа наступает Новый год. Мне известно, что некоторые летчики и техники готовятся его встретить с выпивкой, а ведь вы знаете, что завтра в бой. Прошу всех, кому положено, тщательно проверить все землянки и дома в деревне, где размещаются люди. Праздновать будем, когда кончится война.
После всего услышанного поднялся инженер Николаев и спокойно сказал:
- А мы, технари, специально на ужине не выпили по сто граммов, оставили их на двенадцать ночи, чтоб выпить за победу. Нам в воздух не придется подниматься, а дело свое мы знаем и сделаем.
- Дисциплину разлагаете, Николай Андреевич, - с кривой усмешкой сказал Охтень и закрыл совещание.
Командиры эскадрилий разошлись, не получив ни одного совета, ни одного указания относительно тактики и взаимодействия с другими группами, а также прикрытия самолетов на посадке.
Утром 1 января мороз достиг 38 градусов. На востоке занималась заря, постепенно гасли звезды. Вконец измотанные техники заканчивали подготовку самолетов. В шапках, завязанных у подбородка, с поднятыми воротниками они двигались медленно, неповоротливо, словно берегли последние силы на тяжелый день. Понимали, в такую ясную погоду все начнется с рассвета и будет продолжаться до темноты. Многие летчики надели зимние комбинезоны, двойные перчатки-краги, в унты пододели меховые чулки-унтята, лица закрыли масками из кротового меха: им летать в открытых кабинах. В рассветных сумерках они были похожи на бурых медведей разного возраста, расхаживающих на задних лапах.
Первой на прикрытие взлетела 1-я эскадрилья. Звено из трех самолетов пошло в район Кобоны - Лаврова, а пара - к острову Зеленец, ее возглавил комиссар Дмитриевский. С высоты 2500 метров в морозной дымке просматривались берега сорокакилометрового Шлиссельбургского залива. Четыре извилистые полоски ледовой дороги уходили на восток и на запад. По каждой из них сплошным потоком двигались грузовики. С высоты их движение казалось замедленным. Местами виднелись разбитые и сгоревшие машины - следы действий вражеской авиации и артиллерии. Временами одна из машин по каким-то причинам останавливалась, и тут же за ней накапливалась длинная колонна. Потом она начинала изгибаться, постепенно объезжая остановившуюся машину, ее брали на буксир, и движение продолжалось.
Комиссар Дмитриевский думал о вчерашнем совещании у командира полка. Он жалел, что не добился разрешения создать одну группу из пяти самолетов. Что можно сделать парой, если бомбардировщики подойдут с прикрытием? Или истребители нагрянут двумя-тремя парами сразу?
Еще до вылета он делился с товарищами своими тревожными мыслями. Конечно, комиссар был прав. Ведь можно же было создать в полку три группы и оставить резерв для прикрытия аэродрома от "охотников", так нет, ни командир, ни штаб не стали думать о том, как лучше решить боевую задачу.
"Но я комиссар и больше молчать не буду, вечером обязательно напишу докладную в политотдел бригады, пусть разберутся, можно ли так воевать".
Вдруг он заметил след инверсии, идущей с юга на Кобону на большой высоте. Летел разведчик, фотографировал. Осматривая воздух, Дмитриевский разглядел ниже разведчика две пары "мессеров". У них выгодная позиция для атаки сверху второго звена, оно где-то там, еще ниже.
Присмотревшись, Дмитриевский увидел над далеким западным берегом сотни белых комочков, они все ближе тянулись к береговой базе Осиновец. Вот зенитные разрывы появились над западной частью трассы. Самолетов, по которым велась стрельба, на этом расстоянии не разглядеть, но ясно, что в воздухе дерутся.
И действительно, километрах в двадцати от острова Зеленец шел воздушный бой. Истребители 11-го ИАП и другие из ВВС Ленинградского фронта отбивали массированный налет.
Долго смотреть не пришлось. Пара Ме-109 со стороны солнца, а оно было чуть выше горизонта, шла на него в атаку. Резкий разворот и своевременный выход в лобовую отрезвили "мессеров". Они рванули вверх, в сторону южного берега и скрылись из виду. Эти, видать, тоже ведут разведку и сковывают силы на востоке трассы.
"Противник не дурак, - наверняка подумал комиссар в эту минуту, - бьет нас по частям, а мы свои силы распыляем и еще хотим отражать массированные удары".
До часа дня каждая эскадрилья сделала по два вылета без воздушных боев, если не считать отражения отдельных атак. В третьем вылете Дмитриевский со своим звеном прикрывал Кобону и Лаврово. Над восточным участком трассы находилась пара Петра Шишацкого. Солнце с юго-запада слепило глаза пилотов, внимательно всматривающихся в эту опасную зону. Бдительность их была не напрасной.
Истребители и зенитчики отбили двухчасовой массированный налет фашистских бомбардировщиков на западную часть трассы и Осиновец, перевозкам и складам на берегу был нанесен незначительный ущерб.
Теперь во второй половине дня на восточную часть трассы и в район Кобона - Лаврово с небольшим интервалом шло несколько групп бомбардировщиков под сильным прикрытием истребителей. Первым заметил их ведомый Дмитриевского сержант Ефим Дмитриев. Комиссар повернул звено навстречу "юнкерсам". Сближаясь, он заметил, что какие-то два И-16, летевшие наперерез бомбардировщикам, завязали бой с шестеркой Ме-109. Дмитриевский поспешил им на помощь, с ходу ворвался в группу вражеских истребителей, отогнал их и, не теряя времени, пошел вдогон второй группе "юнкерсов", поскольку по первой наши зенитчики вели мощный огонь.
Стремясь догнать противника, Дмитриевский не заметил, как другие "мессеры" зашли сзади, намереваясь нанести удар по его звену, но сержанты Ефим Дмитриев и Дмитрий Кириллов были начеку, отразили четыре атаки по ведущему, однако, маневрируя, сами отстали от комиссара. Пора бы ему прекратить погоню за "юнкерсами", оглянуться на сержантов, ведущих неравный бой. Вот уже один самолет загорелся - Дмитриев покинул его на парашюте. Оставшийся Кириллов скован боем с двумя Ме-109. Остальные "мессеры" кинулись за догонявшим вражескую группу комиссаром. В пылу боя он не увидел смертельной опасности. Самолет его загорелся и, медленно вращаясь через крыло, упал на лед недалеко от берега.
