Ариела Сеф - Рожденная в гетто
Будучи очень активной и от природы одаренной, она старалась не чувствовать физического ограничения и жила нормальной, насыщенной жизнью. Но иногда нам звонили из магазина «Детский мир» или из молочного центра «Пенно Центрас» на Лайсвес аллее, по которой она возвращалась домой из школы, а впоследствии из медицинского института, где она проучилась год, и говорили, что Ариеле было плохо, но она уже пришла в себя, и просили прийти и забрать ее. Особенно трудно ей приходилось в анатомическом театре, когда она училась в медицинском, где пары формалина обостряли ее кислородную недостаточность.
Когда мы подросли, за помощью Ариела всегда обращалась к нам, своим братьям, которых она с любовью называла «два больших здоровых коня». А мы научились за ней присматривать, выгуливать ее собак и помогать в ее делах и поездках с чемоданами, сумками, бесконечными покупками, и наша привязанность к ней росла, как к нашему ребенку.
Мы жили в Лондоне, а Ариела в Париже, который она очень любила. Там она нам покупала рубашки, галстуки, костюмы, красивые вещи, украшала нас и наш быт. Вкус у нее был замечательный, и мы покорялись ее эстетическим идеям. Нам было интересно в ее компании, и каждое ее пребывание в Лондоне или наше в Париже всегда означало посещение выставок, аукционов картин, театров, оперы.
Мой брат и я всегда сопровождали ее, когда были холостыми, иногда к нам присоединялись друзья, а впоследствии походы на выставки совершались всем нашим разросшимся семейством. Правда, иногда все срывалось в последнюю минуту: ей надо было принять лекарства и прилечь. Наши культурные походы и обучение не прекратились, даже когда у Ариелы наступил период ухудшения. Тогда мы брали с собой инвалидное кресло и баллоны с кислородом. Наши сыновья Александр и Яков находили даже забавным ходить на выставки в Тейт Модерн, Национальную галерею или Королевскую академию и толкать инвалидные кресла: в одном сидела Ариела, а в другом – ее муж Роман, у которого болели суставы колен и ступней. Она действительно воспитала в нас любовь к искусству, красоте и добру. Я вспоминаю, как мы однажды летом отдыхали в Портофино и мой тогда еще маленький сын Александр сказал, что не знает, понравится ли в этой гостинице Ариеле, потому что в ней нет картин и красивых ковров.
В Париже мы с Ариелой ходили в один из ее любимых музеев – Музей современного искусства на авеню Президента Вильсона. Там выставлялись художники движения Школы Парижа и особенно те, которые работали в Париже до Второй мировой войны, выходцы из Восточной Европы, Белоруссии, Литвы в ту же эпоху, когда отец учился в Париже на медицинском факультете. Ариела с досадой всегда упоминала, что многие эти молодые талантливые художники погибли в Холокосте.
В последние годы Ариела особенно полюбила оперу Ковент Гарден в Лондоне. Ренэ Флеминг была одна из ее певиц-идолов. Атмосфера в зале Ковент Гарден и антракты в фойе с шампанским всегда были возвышенны и праздничны, и это ей придавало сил, особенно после долгой болезни, когда тесты показывали, что она в состоянии пройти меньше ста метров.
Мы приезжали к главному входу Королевской оперы обычно втроем. Вынимали из машины инвалидное кресло, кислородные баллоны, термос с горячим сладким чаем, бутылку кока-колы, грелку, сумку с лекарствами и аппарат для измерения давления. С этим всем Бен или я шли в оперу, один из нас парковал машину. Обычно я оставался с Ариелой в опере, но иногда, особенно поначалу, она быстро уставала, и после первого акта мы уходили. К счастью, ей подобрали новые лекарства, и постепенно ее здоровье улучшилось, но все же иногда во время спектакля надо было включать кислород, который чуть-чуть шипел и по трубочке подавался к носу, атмосфера вокруг нас накалялась вдобавок к оперной драме. Наши частые появления в опере, конечно, были замечены, и когда администраторы видели нас с креслом и кислородными баллонами, они из доброго отношения к Ариеле и предосторожности проводили нас в королевскую ложу, если там были свободные места. Часто мы даже оказывались в ложе, приветствуя оттуда наших знакомых и друзей, сидящих в партере. Некоторые полагали, что это приглашение от моих благодарных пациентов певцов, которых я лечил.
После продолжительного курса новых лекарств тесты показывали, что Ариела теперь может пройти даже больше чем 100 метров. Коляску мы привозили, но Ариела шла пешком, вместо трех кислородных баллонов я нес через плечо только один, мы им во время спектакля не пользовались и никому не мешали. Все, кто нас встречал, были рады, в королевскую ложу нас не отправляли, и мы сидели со всеми в партере.
Последний спектакль в Ковент Гарден мы посетили 4 декабря 2008 года, отмечая с опозданием Ариелин день рождения. С нами были друзья.
У меня хранится письмо доктора Холмана, датированное 1960 годом, в котором, после зондирования сердца Ариелы в Лондоне, он прогнозировал очень короткий срок жизни. К счастью, он ошибся.
У нее было неудержимое стремление прожить еще день, месяц, год, и каждый день она не только боролась с недугом, побеждая смерть, но и умудрялась полноценно жить на протяжении 67 лет и направляла наше семейство по мудрому и доброму пути.
Алла Демидова Я до сих пор жду ее телефонного звонка…
Ариела не успела закончить свои записки…
И хоть она была давно больна, но ушла из жизни неожиданно. За два дня до конца она звонила мне из Парижа и рассказывала, куда они собираются пойти обедать с Романом (ее мужем, который незадолго до этого приехал к ней в Париж) и на какую очередную выставку пойдут потом. Правда, она обронила фразу, что вот, мол, созвала друзей встречать Новый год, со всеми договорилась, а сама, наверное, опять будет плохо себя чувствовать и останется дома, как часто бывало в последнее время, когда она заранее покупала билеты в театр, а потом из-за самочувствия оставалась дома.
И все равно, конец для нас – близких – был неожиданным, потому что мы привыкли верить, что Ариела в очередной раз выкарабкается – такая жажда жизни была в ней и такое любопытство ко всему новому, будь то новая премьера, новый интересный проект или новая мода, следуя которой, нужно срочно купить новую тряпочку. Мы, ее друзья, иногда немного подсмеивались над этой ее жаждой покупок. Ариела тратила на наряды безумные деньги, но ее абсолютный вкус и повышенное чувство красоты заставляли ее всегда быть модной и очень хорошо одетой. «Чтоб Наташка сдохла», – приговаривала она, посмеиваясь, имея в виду известную присказку об абстрактной завистнице «Наташке»…
Может показаться странным, что я начала писать о ней именно с этих будничных, как бы необязательных воспоминаний. Но она для меня по-прежнему – живая. И я до сих пор каждый день жду ее телефонного звонка. Иногда и после двенадцати часов ночи – она спала мало и знала, что и я засыпаю поздно.
