Ваан Тотовенц - Жизнь на старой римской дороге
— Муж прислал, — каждый раз лгала она, чтобы Овнатан ел.
Овнатан не верил сестре, но когда она уходила, все же съедал обед.
Как-то епископ призвал к себе мужа Маргариты.
— Веруешь ли ты в бога? — спросил он его.
— Верую, — ответил раб божий.
— Веруешь ли ты в Христа?
— Верую…
— Предан ли ты церкви Христовой?
— Всей душой…
— Ведаешь ли ты, что я представитель этой церкви?
— Ведаю…
— В твоем доме живет нечестивый пес, прелюбодей и безбожник… Повелеваю тебе лишить его хлеба! — поднявшись, приказал епископ. — А теперь ступай!..
— Слушаюсь, ваше преосвященство! — покорно склонив голову, ответил муж Маргариты.
Пошатываясь, как пьяный, вышел он из епископского дворца и нетвердым шагом побрел домой.
А дома сразу же спустился в мастерскую Овнатана. Болью отдавались в его сердце удары молотка скульптора. Взяв его за руку, он с трогательной теплотой посмотрел на того, кого назвал своим братом. Жили они в одном доме, но уже давно не видели друг друга.
Увидев, что глаза зятя светятся прежней добротой и лаской, Овнатан вскочил и протянул ему руки. Они горячо и крепко обнялись.
Потом муж Маргариты подробно рассказал скульптору о своем разговоре с епископом.
— Уступи мне только это помещение, брат, — попросил Овнатан.
Муж Маргариты смущенно опустил голову.
— Пусть только никто не знает о том, что я тебя кормлю, — сказал он.
— Обещаю. Скоро, очень скоро, придет ко мне смерть, и тогда ты освободишься от меня навсегда, — спокойно ответил скульптор и поднял на зятя свои воспаленные, горящие лихорадочным блеском глаза.
Муж Маргариты снова обнял его.
— Прости меня, — прошептал он.
Лицо Овнатана озарилось спокойной, всепрощающей улыбкой.
Вечером Овнатан перенес свою кровать в мастерскую.
Ночью, сидя в одиночестве перед грудой сырой глины, он заговорил с ней, как с живым существом:
— Настал час, когда я должен вылепить из тебя в последний раз то, что задумал. Меня преследует мрак. Он преследует все человечество, принося ему горе и страдания, он везде, где гаснет светоч знания. Ты праматерь всего сущего, его первоначальная форма. Это ты даришь нам хлеб, делаешь розу алой, питаешь корни деревьев и украшаешь их ветви всевозможными плодами. Преображаясь в бесчисленное множество дивных форм, ты жила многие века, живешь и будешь жить вечно. Подари же мне свою непостижимую силу, свою необоримую мощь.
Голос Овнатана гулко раздавался в ночной тишине, заполняя сумрачную пустоту мастерской. И казалось, что он исходит из самых затаенных глубин его сердца.
И вдруг взору скульптора открылось чудесное видение, подобно ослепительному лучу, внезапно ворвавшемуся во мрак подземелья. В нем родился новый творческий замысел.
Не теряя времени, он бросился к глине и принялся лепить, придавая своему видению реальную, осязаемую форму. Он работал долго, работал до тех пор, пока не запротестовали его усталые кости.
Когда Овнатан лег наконец в постель и натянул на себя одеяло, ему показалось, что он провалился в какую-то пропасть.
Утром, когда Овнатан еще спал, Маргарита принесла в мастерскую завтрак. Проснувшись, он увидел сестру с умилением смотревшую на него, и улыбнулся. А Маргарите показалось, что в его синих глазах занялась заря.
Овнатан работал целый день. Теперь уже можно было понять его замысел. На одном из склонов холма виднелась толпа людей, молодых и старых, женщин и мужчин. Были здесь и дети. Нагие, испуганные, они прижимались к ногам взрослых, обнимая их своими тоненькими ручонками. И все эти гонимые, претерпевшие неимоверные страдания люди, с обветренными лицами и растрепанными бурей волосами, стремились к вершине горы, вслед за суровым неукротимым человеком с факелом в руке.
Здоровье Овнатана катастрофически ухудшилось, он работал с лихорадочной поспешностью, чтобы, закончив лепку, успеть высечь ее из белого камня в натуральную величину. Он слышал тяжелую поступь смерти, которая неумолимо приближалась к нему, но не испытывал страха — только бы завершить работу. Он умрет не раньше, чем воплотит в камне все муки человеческие, отобразит чудовищное напряжение утомленных мышц, страстно протянутые к вершине горы руки, пустые глаза слепца, отчаяние детей, стенания несчастных.
Глядя на осунувшееся лицо брата, его словно восковые исхудалые руки и лихорадочно горящие глаза, Маргарита встревожилась.
— Его надо немедленно перенести наверх. Он не должен больше работать, — шепнула она мужу.
— Ну конечно, — согласился тот.
Они спустились в мастерскую и стали уговаривать Овнатана, чтобы он отдохнул.
— Завтра к вечеру я закончу работу, тогда и перейду к вам наверх, — ответил скульптор каким-то странным, будто не своим голосом.
После полудня он долго отделывал мельчайшие детали скульптуры.
Вечером, усталый и вконец разбитый, он лег спать раньше обычного. Проснулся он от сильного сердцебиения. Ему не хватало воздуха. Овнатан с трудом поднялся. Он испытывал какое-то странное чувство, как будто все вокруг него непонятным образом изменилось. Скульптор подошел к окну, раскрыл его и глубоко вдохнул в себя свежий утренний воздух. Это немного подбодрило его. Сознавая, что смерть близка, Овнатан с тоской посмотрел на скульптуру. Потом взял самый маленький из своих инструментов и подошел к ней. Он хотел закончить работу, но рука его ослабела и перестала повиноваться. Последним, нечеловеческим усилием воли Овнатан высек на вершине горы, у самых ног человека с факелом одно лишь слово — СВОБОДА.
Потом он опустился на стул, оперся правым коленом на таз с глиной, облокотился на подножье памятника и припал головой к нему. Он пытался вздохнуть, но у него вдруг перехватило горло. Тогда он спокойно закрыл глаза.
Утром Маргарита, как обычно, принесла в мастерскую завтрак.
— Опять он всю ночь не спал, — прошептала она, увидев Овнатана у скульптурной группы.
Маргарита подошла к брату и взяла его за руку — она была холодна. Она схватила голову Овнатана, прижалась губами к его лбу — и он был холодный.
Послышался душераздирающий крик и потом громкое рыдание. Сестра оплакивала смерть брата.
После похорон Маргарита спустилась в мастерскую и обильно оросила глину слезами. А еще через несколько дней она оделась во все черное и пошла к одному из своих двоюродных братьев с просьбой обжечь последнюю скульптуру Овнатана.
Когда это было сделано, Маргарита перенесла скульптуру в мастерскую, наглухо забила ее окна, заперла и опечатала дверь.