Руслан Скрынников - Минин и Пожарский
«Патриарх» Филарет Романов взял на себя функции главы тушинского правительства. С его согласия и благословения под Смоленск выехали полномочные тушинские послы боярин Михаил Салтыков, думные люди Плещеев, Молчанов, Федор Андронов и другие. В течение двух недель они вели переговоры с королевскими чиновниками. Итогом переговоров явилось соглашение от 4 февраля 1610 года, определившее порядок передачи царского трона польскому претенденту.
Русские статьи соглашения предусматривали, что будущий царь Владислав Жигимонтович «произволит» принять православную веру и будет коронован московским патриархом по православному обряду.
Тушинские «статьи и просьбы» отражали стремление русских людей сохранить в неизменном виде государственный и сословный строй Московской Руси. Статьи обязывали Владислава оберегать православие в России, сохранять в неприкосновенности имущество и права духовенства и светских чинов, отправлять суд и собирать подати «по старине». Следуя традиции, Владислав должен был управлять страной вместе с Боярской думой и священным собором.
Немало авантюристов искало при дворе тушинского царька почестей и богатства. Эти люди, вынесенные наверх временем, старались удержать свое высокое положение, порвав с вором. Они сыграли свою роль при заключении смоленского договора. Но объяснить содержание договора лишь их мелкими, эгоистическими расчетами все же невозможно. В статьях договора можно уловить выражение тех общественных настроений, которые привели немалое число дворян в повстанческий лагерь и удерживали их там в течение долгого времени.
Составители смоленских статей проявляли осторожную заботу о разоренных дворянах и настоятельно предлагали Владиславу жаловать людей «меньших станов», сообразуясь с их заслугами, а не породой.
Подобные предложения отвечали чаяниям мелких дворян, изверившихся в возможности изменить порядок вещей в стане Шуйских, где «породе» придавали большее значение, нежели личным заслугам и способностям дворянина.
Другой пункт смоленского договора предусматривал, что при изменении русских законов Владислав будет советоваться с Боярской думой и «землей» и «то вольно будет боярам и всей земле». Дворяне выступали в защиту земских учреждений едва ли не с момента возникновения соборов, расширивших для них возможности участия в управлении государством. Уездные служилые люди считали, что именно им принадлежит право говорить от имени «всей земли».
Смоленский договор разрешал русским людям свободно ездить в христианские земли для науки. Разрешение имело в виду тех дворян и приказных, которые пожелали бы получить образование за рубежом. Вместе с тем договор предусматривал незыблемость крепостнических порядков в России. Статьи договора обязывали Владислава «крестьянам на Руси выхода не давать», «холопам боярским воли не давать, а служити им по крепостям». Вопрос о будущем вольных казаков оставался открытым.
Заключение смоленского договора стало своего рода вехой в развитии внутриполитического кризиса. Часть дворян, утратившая надежду на возможность заменить на троне «боярского царя» дворянским, решила добиться своих целей путем заключения личной унии с Речью Посполитой.
Политические расчеты сторонников унии были в значительной мере иллюзорными. Король Сигизмунд не представил тушинцам никаких реальных гарантий выполнения договора. Впрочем, надобности в таких гарантиях не было: правительство Филарета Романова и Салтыкова распалось на другой день после подписания соглашения. Салтыков и прочие «послы» остались в королевском обозе под Смоленском и превратились в прислужников иноземных завоевателей. Король использовал договор, чтобы завуалировать истинные цели затеянной им войны и облегчить себе завоевание пограничных земель.
Смоленский договор окончательно осложнил и без того запутанную обстановку в России. Рядом с двумя царями – законным в Москве и воровским в Калуге – появилась, подобно миражу в пустыне, фигура третьего царя – Владислава Жигимонтовича. Действуя от его имени, Сигизмунд щедро жаловал тушинцев русскими землями, не принадлежавшими ему. В смоленском договоре король усматривал верное средство к «полному овладению Московским царством». Однако даже он отдавал себе отчет в том, что военная обстановка не слишком благоприятствует осуществлению его блистательных замыслов. Осада Смоленска длилась уже более полугода. Королевская армия несла потери, но не могла принудить русский гарнизон к сдаче. Отряды Ружинского и Яна Сапеги не сумели удержаться под Москвой. После кровопролитных боев с войсками Скопина Ян Сапега отступил из-под стен Троице-Сергиева монастыря к литовскому рубежу. Ружинский сжег тушинский лагерь и ушел к Волоку-Ламскому.
В марте 1610 года столичное население устроило торжественную встречу Михаилу Скопину и его армии. Осадное время осталось позади. Освободитель Москвы князь Скопин приобрел исключительную популярность. Дворяне не верили в неудачливого князя Василия и все больше уповали на энергию и авторитет его племянника. Прокопий Ляпунов первым вслух выразил мысль, которая у многих была на уме. В письме к Скопину он писал о царе Василии со многими укоризнами, зато молодого воеводу «здравствовал» и звал на царство.
Скопин не одобрял планов дворцового переворота и велел арестовать посланцев Ляпунова, но затем отпустил их. Соглядатаи царя, однако, пронюхали обо всем. Донос пал на подготовленную почву. Столица оказала поистине царский прием Скопину, что усилило подозрения Шуйского. Оставшись наедине с племянником, царь Василий попытался объясниться с ним начистоту. В пылу семейной ссоры Скопин будто бы посоветовал дяде оставить трон, чтобы земля избрала другого царя, способного объединить истерзанную междоусобием страну. Братья царя подлили масла в огонь. Они не скрывали ненависти к освободителю Москвы. Спесивый и высокомерный Дмитрий Шуйский надеялся занять трон после смерти бездетного царя Василия. Успехи Скопина грозили расстроить его планы. Стоя на городском валу и наблюдая торжественный въезд Скопина, Дмитрий не удержался и воскликнул: «Вот идет мой соперник!»
Боярская Москва усердно чествовала героя. Что ни день его звали на новый пир. Скопин никому не отказывал, и его покладистость обернулась для него большой бедой. В доме Воротынского вино лилось рекой. Гости пили полные кубки во здравие воеводы. Неожиданно виновник торжества почувствовал себя дурно. Из носа у него хлынула кровь. Слуги поспешно унесли боярина домой. Две недели больной метался в жару и бредил. Затем он скончался.
В то время ему было двадцать три года.
