Елизавета Топалова - Дом на Арбате
Архиепископ Марк также покритиковал название программы и сказал, что строятся никакие не модульные, а самые настоящие храмы, и предложил название «Москва златоглавая» или «Новые храмы Москвы».
Вот опять «новые храмы»! А кто же занимается в патриархии восстановлением старых? Вероятно, тот самый простецкий батюшка, который мне приснился недавно.
8 ноября 2014 года, суббота.
Получила уведомление из канцелярии мэрии о том, что моё письмо о ночных кафе зарегистрировано в аппарате мэра и правительства Москвы за № 3-6-231317. Там же сообщалось, что оно направлено аж в три адреса: правительство Москвы, префектуру ЦАО и Главное управление МВД РФ по г. Москве. Теперь буду ждать ответа от них. Интересно, что напишет мне Литошин из префектуры, который год назад отфутболил меня в полицию? Ну что ж, и полицию я предупреждала, что если это дело будет продолжаться, я вынуждена буду жаловаться в вышестоящие инстанции. Но письмо-то моё было о другом – это была не столько жалоба, сколько конкретное предложение о новом московском законе, запрещающем открывать ночные заведения в жилых домах. Надеюсь, что в правительстве Москвы моё письмо попадёт в отдел, который занимается как раз этими вопросами.
В письме меня также проинформировали о том, что обращения граждан можно направлять электронной почтой на централизованный портал, где все жалобы оперативно рассматриваются, и в течение 8 дней опять же по электронной почте даётся ответ. Одним словом, деликатно намекнули, что хоть я и профессор, но отстала от жизни, раз посылаю письма старым дедовским способом. А что же делать остальным бабушкам, у которых нет ни компьютера, ни Интернета? И при этом в Москве нет никакого компьютерного ликбеза для пенсионеров. Одни разговоры об этом. Когда я попыталась записаться на такие курсы, заявленные в нескольких библиотеках Москвы, то так и не получила вразумительного ответа. Я даже начинаю подозревать, что вся эта электронизация организована для того, чтобы отсечь основную часть жалобщиков, к которым относятся пенсионеры.
В связи с этим вспомнила депутата Госдумы, популярную актрису кино Марию Кожевникову, которая на вопрос о том, почему она не помогла многодетной семье из глухой деревни, ответила: «А почему они ко мне не обратились? Пожалуйста, у меня всегда по скайпу открытый доступ!»
12 ноября 2014 года, среда.
Сегодня получила извещение из мэрии на своё второе письмо (о церкви Николы Явленного). В письме мне сообщали номер моего письма, с которым оно путешествует по инстанциям, он оказался на 5 единиц больше, чем у предыдущего моего письма, хотя отправляла я их одновременно. Видимо, когда высыпали письма из мешка, всё перепуталось. Письмо подписано той же Чигирёвой, которая сообщает, что направила моё письмо в префектуру. Не знаю, каким образом префектура будет восстанавливать храм Николы Явленного, но подождём ответа оттуда. А пока 5-метровый Люцифер, который красовался перед 16-м домом, где теперь филиал музея эротики, переместился с Арбата как раз на ту огороженную бетонным забором площадку, где был собственно храм, и огромное кресло, которое было на крыше, стоит рядом с ним на крыше.
В письме опять деликатная приписка об электронном адресе, по которому теперь надо направлять все письма в мэрию, например о детских площадках, мусоре во дворах и плохой работе управляющих компаний. Но мои обращения в мэрию совсем о другом. Видимо, зря я бисер рассыпала в своих письмах. Но подождём ответа.
Вечером навестила Александру Андреевну. Ирочка уже приехала из Испании, но ушла куда-то в гости, и Александра Андреевна позвонила мне и попросила прийти.
– Я очень скучаю одна. Ирочка со мной почти не разговаривает, я всё время одна в четырёх стенах, – пожаловалась она. – Я вижу, что Ирочке не нравится, когда мне звонят, а тем более когда ко мне кто-то приходит, она хотела бы быть хозяйкой всей квартиры, но никак не получается. Поэтому я её раздражаю.
– А кто раньше жил в вашей квартире? – поинтересовалась я.
– Квартира была коммунальная, в ней жило много людей, но тётя меня не выпускала из комнаты, старалась сама на кухне всё делать, потому что в квартире были страшные склоки. После войны, когда я работала в оперной студии, где заведовала костюмерным цехом, однажды за мной заехали знакомые на машине, и кто-то из соседей написал на меня донос, будто я занимаюсь проституцией. Меня вызвали повесткой, я туда пришла, и меня начали там вербовать, чтобы я сообщала сведения о своих соседях.
– И что вы ответили?
– Расплакалась, сказала, что я не смогу, потому что с утра до вечера на работе, и я ничего не знаю о соседях. На Арбате ведь проходила трасса, по которой ездил Сталин в Кремль, все подъезды были забиты агентами, они постоянно дежурили, между дверями в потайном шкафчике у них был телефон. Их сразу было видно, они были одеты не как все – в тёплых сапогах, полушубках. Я как-то вечером возвращалась с работы, было холодно, они набились в подъезде, под лестницей у них было какое-то помещение. Я испугалась, когда вошла, но они мне сказали: «Гражданочка, проходите, проходите, не задерживайтесь».
– А сейчас на Арбате тоже ходят дежурные. Тоже в специальной одежде: летом в песочных костюмах и кепи, зимой – в утеплённых штанах и куртке тоже особого цвета. Ходят по одному или парами, через каждые 10 метров. Но они не имеют никакого отношения к полиции, когда происходят драки, они не вмешиваются, только наблюдают. Говорят, у них очень большая зарплата. Но и работа такая, что не позавидуешь, – целый день в любую погоду ходить туда-сюда, – сообщила я Александре Андреевне.
– Что вы говорите?! – всплеснула она руками. – А я думала, на Арбате уже не ходят агенты, ведь он стал пешеходной улицей, и правительственная трасса теперь проходит по Новому Арбату – по нему ездят в Кремль. А оказывается, всё равно на Старом Арбате продолжают ходить агенты!
– Уже второй год ходят, – добавила я. – Может быть, и раньше ходили, но не в такой заметной форме. Ребята высокие, крепкие, с военной выправкой. Ходят, всё высматривают, всё берут на заметку.
– Так что ничего не изменилось, – покачала головой Александра Андреевна. – Я помню, как мама Лёли Певзнер из 8-й квартиры наверху при встрече в подъезде шёпотом мне говорила: «За нашей квартирой следят». И скоро её действительно арестовали. Она была доктором, а тогда как раз начались гонения на врачей. Это было уже после войны.
– Но её, наверное, потом выпустили, после смерти Сталина? – спросила я.
– Нет, не выпустили. Она не вернулась. Её дочь Лёля продолжала жить здесь одна. Она очень хотела выйти замуж, но только на пенсии сошлась с Зозулевичем.
