Дитер Хэгерманн - Карл Великий
Несколько лет спустя Карл осмелился на практическое решение, укрепившее его монаршыо власть, но одновременно он определил настоящим королем члена своей фамилии в качестве постоянного представителя франкского короля и впоследствии императора. Так в 781 году по воле Карла королем Италии стал его сын Карломан (Пипин). То же произошло в Аквитании (на «окраине» королевства), где на трон взошел еще более юный Людовик. Этот вид децентрализации власти и «участия в ней» отвечал реальным возможностям управления в условиях территориальной удаленности, трудностей с принятием решений и крайне затруднительной связи. Речь шла о том, чтобы интегрировать в единое пространство весьма удаленные от центров власти и разбросанные между Сеной и Рейном регионы в целях более эффективного представительства королевского дома на местах. В результате удалось также исключить появление соперничающих или даже противостоящих королевству аристократических семей, а также предотвратить возникновение масштабных центров власти. Поскольку в конце семидесятых годов Карл располагал достаточным числом преемников мужского пола, децентрализация была осуществлена в результате соучастия сыновей в делах королевства без ущерба властных полномочий монарха.
Еще один фактор позволил провести интеграцию Лангобардии, которая вскоре стала называться Италия, и Аквитанского герцогства почти без трений и в общем-то успешно. Учитывая имеющиеся у него возможности, Карл благоразумно отказался от болезненного вторжения в полученные в результате присоединения Лангобардии правовые, социальные и экономические структуры, ограничившись лишь отдельными административными мерами. Например, введением так называемой конституции графств, которая в Италии и в Аквитании по южногалльскому образцу была привязана к городам. Вместе с городскими властями создавались, правда не везде, административные органы, в сферу обязанностей которых входили также судопроизводство и финансы. В ходе этой административной реформы приходилось избавляться от прежних чиновников, долгое время уживавшихся рядом с графами. Такой подход щадящего вторжения в традиционные формы жизни, судя по всему, существенно облегчил включение саксов в государство франков. Однако этому процессу противостояли насильственное миссионерство и подавление волнений.
Включение Лангобардии в состав государства франков усилиями Карла привело к двойному, если не к тройному разделу Апеннинского полуострова на особые государственные территории. Союз с Карлом привязал Верхнюю Италию и обширные территории Центральной Италии к сфере франкского влияния (по другую сторону Альп). Они впоследствии в качестве имперской Италии после обновления империи монархом Оттоном I в 962 году стали существенным компонентом империи средневековья. Значительные зоны на географической карте, к примеру так называемая Римская Тусция, части Романы, Пентаполь и Равенн-ский экзархат, начиная с 781-го или 784 года составили основу последующего церковного-государства с центром в Риме. А вот Южная Италия как конгломерат некогда восточноримских провинций, лангобардских герцогств и римских патримоний до завоевания норманнами в XI веке оставалась под византийским и арабским влиянием. После заката Гогенштауфенов Южная Италия в виде апанажа Анжу, Арагона и Бубонне нащупывала собственный путь в новый век.
Многое говорит также в пользу того, что начатое в 774 году присоединение Лангобардии к государству франков на севере и возникновение в последующем церковного государства не позволили Италии превратиться с течением времени в составную часть мусульманско-арабской средиземноморской империи.
Поэтому лишь очень немногим историческим датам в европейской истории придается такое значение, как 774 году. Возведение Карла на императорский трон в праздник Рождества 800 года лишь подвело черту под событиями последней четверти века и поставило правление короля франков и лангобардов, который одновременно являлся и «патрицием римлян», на фундамент обновленного западного императорского достоинства. Его последующее признание Византией означало до некоторой степени состояние протокольного равновесия, хотя император Востока ба-зилевс ранее нетрадиционной добавкой «римлян» в его титуловании указал на верховенство своего императорского достоинства, в то время как его Западный пандан поначалу довольствовался добавкой «император» к своим королевским званиям. [120]
КАРЛ МЕЖДУ РИМОМ И ВИЗАНТИЕЙ
В 774 году отношения франкского монарха с Восточным Римом оставались неясными, но и не беспроблемными, поскольку влиятельные силы на Босфоре были заняты противодействием арабам и болгарам, а владения в Италии (Равеннский экзархат) давно уже стали объектом экспансионистской политики лангобардов. Обострившийся спор об иконах начиная с двадцатых годов VIII века привел к глубокому отчуждению между Востоком и Западом, Римом и Константинополем, что одновременно подтолкнуло папский престол в объятия франков. Так или иначе именно в шестидесятые годы, если верить папскому посланию, возник матримониальный проект с участием императора Константина V и короля Пипина, единственная дочь которого Гизела объявлялась невестой наследника престола Льва. Этим планам не суждено было осуществиться, равно как и последующему проекту, связанному с выдачей дочери Карла замуж за представителя императорского двора на Босфоре, хотя в Ахен уже был отправлен учитель греческого языка, чтобы раскрыть юной принцессе прежде всего тайны этикета.
По сути, не властно-политическое соперничество породило трения между Востоком и Западом, а богословско-догматические споры между Римом и Византией, вовлекшие в каверзные размышления и франкских правителей; уже в 767 году на встрече короля Пипина с восточноримскими эмиссарами обсуждались сложные вопросы вероучения и богослужения. Впоследствии Карл велел даже подготовить с так называемыми Libri Carolini[27] при франкском дворе проект заключения по восточноримским взглядам, однако Рим отреагировал на это без особого энтузиазма. Тем не менее нельзя недооценивать встретившиеся трудности языкового взаимопонимания и недостаточную степень абстрагирования мысли, хотя королевская канцелярия в те годы и старалась из дебрей одичавшей меровингской латыни выкарабкаться на средний уровень грамматической корректности. Кроме того, она намеревалась с помощью так называемого каролингского минускула (до сих пор используемого нами рукописного шрифта), схемы четверостишия и переноса слова сделать очко шрифта более разборчивым. Высокомерное отношение Восточного Рима к варварам было неслучайным.
