Евгений Матонин - Яков Блюмкин: Ошибка резидента
О целях и намерениях левых эсеров до сих пор идут споры. Подробно их анализировать — не тема данной книги. Но несколько слов по поводу целей все же стоит сказать. Наиболее распространенными являются следующие версии.
Советская. 6 июля 1918 года левые эсеры подняли антисоветское и контрреволюционное восстание.
Не восстание, а провокация большевиков. Большевики знали о подготовке покушения на Мирбаха, а возможно, и участвовали в нем, чтобы затем, после его убийства, ликвидировать своих конкурентов в борьбе за власть. Другой вариант этой же версии: убийство Мирбаха было делом рук левых эсеров, а большевики просто воспользовались удобным случаем и разгромили их, хотя те и не собирались поднимать восстание.
Инсценировка. События 6 июля на самом деле инсценированы «левым крылом» партии большевиков во главе с Бухариным и Дзержинским. Возможно, в союзе с «левыми» из ЦК партии левых эсеров — Прошьяном и др.
Инициатива членов ЦК ПЛСР. Спиридонова и весь левоэсеровский ЦК взяли на себя ответственность за теракт задним числом — из соображений чести и чтобы не подставлять своих товарищей.
След Антанты. За спиной Блюмкина и левых эсеров стояли французские и британские агенты. В интересах Антанты был разрыв Брестского мира и возвращение России в ряды воюющих с Германией стран. Уже упоминавшийся генерал ФСБ Александр Зданович выдвинул весьма смелую, но пока что ничем не подкрепленную версию о том, что в «„паккарде“, на котором Блюмкин и Андреев отправились в немецкое посольство, находились также либо резидент французской военной разведки капитан Пьер Лоран, либо агент капитан Анри Вертимон (правильно: Вертамон. — Е. М.)». Подозрения в возможной «связи с иностранцами» выдвигаются и против самого Дзержинского.
Не восстание, а самооборона. Это версия левых эсеров, которые утверждали, что к вооруженному захвату власти они вовсе не готовились, а вынуждены были защищаться после того, как большевики начали наступление на них.
Однако, вероятно, все было и проще, и сложнее, чем излагается в этих версиях. Похоже, левые эсеры находились в плену своих идей и представлений, считали, что достаточно убить Мирбаха, чтобы «подправить» ход революции. Они были уверены, что большинство в партии Ленина сочувствует им и пойдет за ними, так что никаких радикальных действий даже не потребуется. Возможно, и Ленина во главе правительства менять не придется. Спиридонова была уверена, что Ленин «с его огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой» поймет «всю чистоту помыслов левых эсеров».
Тот факт, что левые эсеры готовились к выступлению, отрицать было бессмысленно — на это указывало слишком много фактов. Позже в своих воспоминаниях левоэсеровские лидеры пытались оправдаться — они настаивали на том, что выступили вовсе не против большевиков, а для того, чтобы защитить Москву от немецких агентов и вооружаемых ими военнопленных. В конце июня 1918-го в газетах появилось сообщение о том, что в помещении ЦК партии обнаружили четыре бомбы, заложенные на первом этаже. Германские агенты, по утверждениям левых эсеров, якобы устроили за ними настоящую слежку. Сергей Мстиславский писал, что у него из квартиры украли документы. Спиридонова утверждала в своих показаниях: «Ввиду того, что у нас были опасения, что немцы, имея связь с мирбаховскими военнопленными (вооруженными), могут сделать внутреннюю оккупацию Москвы и что к ним примкнут белогвардейские элементы, мы приняли меры к мобилизации левоэсеровских боевых сил».
Многие отмечали странную пассивность левых эсеров в дни их мятежа. Пожалуй, точнее всех определил причину левоэсеровской пассивности арестованный ими Смидович. «Полагаю, что эти люди не управляли ходом событий, а логика событий захватывала их, и они не отдавали себе отчета в том, что они сделали, — писал он. — Ни системы, ни плана у них не было… Все время царила растерянность, обнаруживалось полное непонимание того, что происходило».
«Эй, вы, слушай, Земля!..» «Мятеж»
Управделами Совнаркома Бонч-Бруевич вспоминал: узнав об аресте Дзержинского, Ленин «нельзя сказать побледнел, а побелел. Это бывало с ним, когда его охватывал гнев или нервное потрясение». В первые минуты Ленину показалось, что мятеж подняла вся ВЧК. Но потрясение быстро прошло.
Шестого июля 1918 года было распространено правительственное сообщение (на следующий день его опубликовали в газетах). Террористы, их убеждения и намерения в нем описывались так:
«Сегодня, 6 июля, около 3-х часов дня двое (негодяев) агентов русско-англо-французского империализма проникли к германскому послу Мирбаху, подделав подпись т. Дзержинского под фальшивым удостоверением, и под прикрытием этого документа убили бомбой графа Мирбаха. Один из негодяев, выполнивших это контрреволюционное дело, по имеющимся сведениям, левый эсер, член комиссии Дзержинского, изменнически перешедший от службы Советской власти к службе людям, желающим втянуть Россию в войну и этим обеспечить восстановление власти помещиков и капиталистов либо подобно Скоропадскому, либо подобно самарским[19] и сибирским белогвардейцам…
Россия теперь, по вине левоэсерства… на волосок от войны…
На первые же шаги Советской власти в Москве, предпринятые для захвата убийцы и его сообщников, левые эсеры ответили началом восстания против Советской власти…»
Троцкий 9 июля на V съезде Советов говорил: «Через час после начала событий нам стало уже ясно, что мы имеем дело не с отдельными безумными революционерами, а с прямым восстанием враждебных революции мятежников, организованных непосредственным руководством ЦК партии левых эсеров. И, разумеется, в первый момент… был отдан приказ немедленно сосредоточить достаточное количество военных сил, чтобы подавить контрреволюционный мятеж, организованный под знаменем ЦК партии левых эсеров».
В полемическом задоре Троцкий, конечно, сгустил краски и упростил картину событий 6 июля, но в целом был прав — большевики сразу же отреагировали, заработали жестко и энергично. Тем более что левые эсеры действительно проявляли удивительную пассивность.
Арестовав Дзержинского, они долго обсуждали, что им делать дальше. Их действия сводились к тому, что бойцы из отряда Попова начали останавливать и реквизировать автомобили. При одной из таких «реквизиций» был убит делегат съезда Советов Николай Абельман. Другие «поповцы» в это время рыли окопы вокруг штаба отряда.
А ЦК партии все еще чего-то ждал. Один из его членов сказал: «Власть сейчас лежит в Кремле, никем не оберегаемая, как лежала она в октябре на Сенатской площади (не совсем понятно, что имел в виду „член ЦК“: если восстание декабристов, то оно было не в октябре, а в декабре, если же события октября 1917-го, то почему на Сенатской, а не на Дворцовой площади? — Е. М.), и нам остается только решить — берем мы власть или нет». Настроение большинства, однако, сводилось к принципу: «увидим, что народные массы на нашей стороне — возьмем власть, против нас — все останется по-прежнему». Наивные левые эсеры не могли понять, что «по-прежнему» все уже остаться не может.
