Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции
Работа в высоких политических сферах несомненно представлялась нам важнейшим элементом нашего дипломатического присутствия. Однако недостаточным, особенно на этапе поворота этих отношений к предметному сотрудничеству. Здесь оказались весьма полезными мои контакты в ключевых звеньях французского государственного аппарата. По договоренности с генеральным секретарем Елисейского дворца де Курселем моим постоянным собеседником там стал дипломатический советник де Голля Сен-Лежье, на Кэ д’Орсе я был в контакте с доверенным человеком Кув де Мюрвиля Ж. де Бомарше, с директорами особо важных департаментов, в первую очередь с теми, кто занимался Европой, — Франсуа Пюо и Клодом Арно. Вскоре доверие возросло настолько, что в случае необходимости для меня не представляло сложности общаться по телефону или при встречах со вторыми лицами аппарата Елисейского дворца и МИДа, что для первого секретаря и даже советника посольства, которым я стал после года пребывания во Франции, было с учетом французской практики большим исключением.
Дело было в содержательной стороне этих контактов. Поначалу они были ценны для нас главным образом как источник добротной, из первых рук информации о позициях Франции по международным проблемам, что все больше обогащало наши телеграфные доклады в Москву.
Один из моих знакомых в руководстве Кэ д’Орсе пригласил меня заходить к нему в неофициальном порядке без предварительной договоренности, когда я бывал в МИДе. Я время от времени стал делать это. Из наших свободных с ним разговоров следовало, что провозглашенная де Голлем политика независимости преследовала далеко идущие цели, касавшиеся укрепления позиций не только самой Франции, но и Западной Европы в целом.
По мере формирования этой политики все яснее прочерчивались расхождения между Францией и США, да и не только США. Причем касалось это не только НАТО, где Париж не хотел мириться с доминирующей ролью Вашингтона.
Мы с послом понимали, что высокопоставленный сотрудник Кэ д’Орсе не мог вести такие беседы без ведома руководства, а это означало, что слова де Голля в беседе с Хрущевым насчет преходящего участия Франции в НАТО жили не только сами по себе, но и присутствовали в советско-французском дипломатическом диалоге.
Тематика моих бесед в госаппарате расширялась — германская проблема и европейская безопасность, разоружение, положение в Юго-Восточной Азии, африканские проблемы. На первых порах я использовал в этих беседах рассылавшиеся центром циркулярные ориентировки о наших оценках и позициях по соответствующим вопросам. Однако их было мало, и они уступали с точки зрения конкретности информации и ее оперативной значимости тому, что мне говорилось на Кэ д’Орсе. Там некоторые наши собеседники вели разговор, обращаясь к самым свежим телеграммам французских посольств. Мы привлекали к этому внимание центра, передавали вопросы, которые ставили французские собеседники, и вскоре из Москвы стали поступать специально предназначенные для французского МИДа оценки хода дел по той или иной проблеме. Я обращаю внимание на этот факт еще и в силу того, что для центра, для советской дипломатии вообще эти методы действий были тогда необычными. Вместе с тем все очевиднее становилось, что речь идет не просто о взаимном информировании друг друга, а о начале процесса выявления близких или совпадающих точек зрения, а позже и о фактическом согласовании подходов двух сторон по целому ряду международных проблем.
Позже, в 1966–1967 годах, французам было передано на доверительной основе более двух десятков информаций по различным вопросам, в том числе о советско-американских контактах, о нераспространении ядерного оружия, об отношениях между СССР и ФРГ, о политике в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке и т. д. В то же время французская сторона информировала нас об итогах сессий НАТО, переговорах между Францией и ФРГ, положении в КНР и в некоторых других странах Африки и Юго-Восточной Азии и т. д. Стала проявляться готовность Парижа идти не только на обсуждение комплексных проблем, интересовавших обе стороны, но и на согласование позиций по некоторым из них, таким как положение в Юго-Восточной Азии, финансовые трудности ООН, международные валютные проблемы.
Из всего этого родится практика консультаций — новое понятие не только для отношений между Советским Союзом и Францией, но и для отношений между странами Востока и Запада вообще. В 1970 году в итоге переговоров советских руководителей с президентом Ж. Помпиду в Москве был подписан советско-французский протокол, цель которого состояла в том, чтобы придать политическим консультациям регулярный характер.
* * *Много давало для понимания жизни Франции и ее политики общение с журналистами. Советская дипломатия тогда еще не выходила на рубежи активной публичной работы через своих представителей за рубежом, поэтому контакты с представителями печати использовались, главным образом, для понимания французской политики и разъяснения нашей. Андре Фонтен, Жак Фернью, г-жа Юбер-Родье, многие другие составляли круг постоянных моих знакомых. Но была среди них и своя королева — легендарная Женевьева Табуи. Ей перевалило тогда за восемьдесят. Но голос этой неутомимой, подвижной охотницы за новостями каждый день звучал во французском эфире. Свои репортажи она начинала просто: «Я узнала…» — и следовала первая новость с комментарием. «Я еще узнала…» И так далее. Это полностью соответствовало ее методам работы. Утро она начинала с обхода кабинетов на Кэ д’Орсе. Там никто не брал на себя смелость отказать ей в приеме. Когда во французском МИДе было введено правило принимать журналистов только по специальной договоренности, Женевьева сказала: «Это не для меня». И так оно и было. После МИДа она отправлялась по нужным ей посольствам. Она разносила услышанное ею на Кэ д’Орсе, вполне возможно, иногда и по подсказке, и, в свою очередь, собирала урожай дополнительных сведений. Тут доходила очередь и до меня. Являлась она, как правило, без предупреждения. Я узнавал об этом от дежурного коменданта, который сообщал, что моя «барышня» пришла. Усевшись в салоне, она как сенсацию подавала какую-нибудь всегда рассчитанную на интерес со стороны советского посольства новость.
Но вот как-то она стала восторгаться тем, что удалось урегулировать какую-то проблему между Францией и НАТО. Она увлеклась и не сразу заметила недоумение на моем лице.
Когда же это стало явным для нее, она с досадой хлопнула себя по лбу и воскликнула: «Ах, Дубинин, я ошиблась! Я же должна была сказать это не вам, а в американском посольстве!»
