Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна

Ваши проблемы слишком серьезны.

Обратитесь к специалисту.

Темные ваши слезы – бессмысленны и бесполезны.

Обратитесь к специалисту.

Умерло ваше вчера, убито ваше сегодня, и уже не бьются огни вашего завтра. [305]

Берегите себя. Неистово.

Обратитесь к специалисту.

Вы живете сотни, тысячи лет. Вы живете с сотворения мира. И вы будете жить еще миллионы лет. И несчастью не будет предела. [306]

Обратитесь к специалисту.

Когда он уходил в метро, я не обернулась. Знала: обернусь – случится что-то страшное. Птицы поют пальцами. Птицы плачут пальцами. Птиц нет. Таганская сегодня была красивой, она стала наполненной смыслами. На Таганской – у театра посмотрела на тебя, застала последнюю улыбку. Зачем ты улыбнулся? Ты не так часто смотрел мне в глаза. Как можно сначала любить, а потом уйти? Разве так можно? Я не знаю.

Поэтому не люблю. Чтобы не уходить. «Надо расходиться». А вдруг, я что-то не то сказала? А вдруг – моя вина и ошибка? «Обратитесь к специалисту…» Что сделать мне, чтобы понять, кто «специалист» и где он?

Сначала хотела, чтобы у тебя все стало хорошо. А теперь хочу, чтобы ты прочувствовал всю глубину ошибок. Очень хочу. Мне кажется, ты легко забудешь, эгоистично пострадаешь, возможно, выпьешь… Но не позвонишь – гордыня. Все надо закопать в этом году. Я опять вспоминаю мертвых. Ты пришел в самый тяжелый период моей жизни и ушел, когда мне все еще нужна была помощь. Лишь небольшая. Ведь я могла бы и жить.

Слезы идут сразу за четверых мертвых, да, и пятый, видимо, ты. Слезы идут стройно. Читаю рассказы. Читаю «Конармию» [307]. Тебя нет. Больше всего боюсь, когда уходят. Не умею сдерживать слезы. Больно.

Вот бы расчленить себя на множество маленьких фрагментов и каждый из них кому-то подарить. «Пожалейте меня! Прийдите же ко мне кто-нибудь, прийдите. Пожалейте же меня!»

Но у него оставалось большое старое тело и гулкий грубый голос, и скоро сквозь слезы он почувствовал всего себя, всю свою странную позу, и смолк. И долго лежал молча все в той же странной позе и широко открытыми глазами глядел в тьму под одеялом. А наутро снова надел он генеральское пальто; и еще два дня мелькала, отражаясь в лужах, красная подкладка и крутился по улицам величавый призрак, мертвец, церемониальным маршем ищущий могилы. [308]

Ну, это, прям, знаете, что? Типа: «Прости, ты бракованная. Расходимся».

Ехать еще час, а я еду…

Люди разучились любить. Любовь – это искусство. Если любишь, то строишь сложнейшую сеть. Паутину. Ризому [309]. Отношения – это работа. Просто так не получится. Отношения – это задание. Отношение – это заказ. Отношение – это кейс. Так просто не получится. И работать должны оба. Но если хоть один работает, то и второй будет. Осознаю важное.

Вот и сиди там. Сиди в снегах и монотонности один… Как если бы я истекала кровью, а человек бы сказал: «Ой, слушай, обратись к специалисту!» Ну, и зачем мне тогда твои шутки, слова и подарки? Если ты бинт не можешь принести и швырнуть. Мне сила нужна. И воля. И когда я ее не чувствую, я позволяю крови вытекать из множества шрамов. Хотя бы швырнуть… Не перевязать, а швырнуть…

Научитесь любить Родину, когда она пьяна.

Не забыть передать Розанова. [310] Стрессок. Надо похудеть. И поумнеть. Два задания на 10 дней.

Трус.

Петербург окрашен для меня с некоторых пор в зеленоватый цвет, мерцающий и мигающий, цвет ужасный, фосфорический. И на домах, и на лицах, и в душах дрожит зеленоватый огонек, ехидный и подхихикивающий. Мигнет огонек – и не Петр Петрович перед тобой, а липкий гад; взметнется огонек – и ты сам хуже гада; и по улицам не люди ходят: заглянешь под шляпку – змеиная голова; всмотришься в старушку – жаба сидит и животом движет. А молодые люди каждый с мечтой особенной: инженер обязательно хочет гавайскую музыку услышать, студент – поэффектнее повеситься, школьник – ребенком обзавестись, чтоб силу мужскую доказать. Зайдешь в магазин – бывший генерал за прилавком стоит и заученно улыбается; войдешь в музей – водитель знает, что лжет, и лгать продолжает. Не люблю я Петербурга, кончилась мечта моя. [311]

Предисловие, произнесенное появившимся автором.

Теперь нет Петербурга. Есть Ленинград; но Ленинград нас не касается – автор по профессии гробовщик, а не колыбельных дел мастер. Покажешь ему гробик – сейчас постукает и узнает, из какого материала сделан, как давно, каким мастером, и даже родителей покойника припомнит. Вот сейчас автор готовит гробик двадцати семи годам своей жизни. Занят он ужасно. Но не думайте, что с целью какой-нибудь гробик он изготовляет, просто страсть у него такая. Поведет носиком – трупом пахнет; значит, гроб нужен. И любит он своих покойников, и ходит за ними еще при жизни, и ручки им жмет, и заговаривает, и исподволь доски заготовляет, гвоздики закупает, кружев по случаю достает. [312]

MRAK TVOIH GLAZ 03.10.2021:

А знаете, что? Как минимум, из-за того, что свадьба вызвала столько негатива у черни, стоит встать на сторону великого князя. Его травят все, и это значит – в нем есть что-то от правды.

В Эрмитаже у человека, продающего кофе, на телефоне была открыта книга Иова.

Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно! Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге [313].

MRAK TVOIH GLAZ 02.11.2021:

Есть люди, подобные Минским соглашениям. Их нерешительность и неэффективность страшнее войны. Именно из-за них и идут войны. Они ничего не делают и не предпринимают. Есть люди, отдающие энергию; есть люди, горящие, от которых она сама исходит; есть люди, которые без внешней энергии не могут. Жаль, что я встретилась с тем, кто последний. Колесо сдулось. Символично, что ж… Спасибо, что не вчера во время трехчасовой поездки.

Уводь

Снились мертвые. Сначала, что были, потом ушли. Думала, куда ушли? Они же старенькие, как же они ушли? А видела просто их отсутствие. И поняла. Уход – это не так, что куда-то – откуда-то. Уходят по-другому. Потом снился Н. [314], что все восстановилось, и он очень юный и совсем иного вида, вновь стал со мной дружить. Последние три часа в полусне провела в попытках понять, как возможно даже не ответить. Вчера я и написала несколько раз. И звонила 4 или 5, или 6. Из Кабула мне даже звонили.

Из Калининграда ответили, прочла сломанной фразой Рильке! Дорогому другу. А токсичный Петроград не ответил, но это не он. Это река Уводь. И это не Иваново. Это токсичность реки. Сравнимая с ядами. Больно. Но забудем. Самое неприятное – это когда сначала тебя приручат. Сделают так, что тебе привычно с человеком, его голосом, его звонками. А потом лишат тебя. Я вообще против расставаний. Либо против тех, что проходят резко, хотя иногда это спасает жизни. Понимаю, что неизбежно. Но принять не могу. Страшнее всего от холода. И еще от сна. В котором было примирение и он – молодой.