Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991
Здесь собрано, наверное, все лучшее из того, что Борис Штерн написал за последние годы. И это в самом деле отборный материал. Читатель не обнаружит тут ни одного серого рассказа. (Штерн, между прочим, вообще не пишет серых рассказов, они у него почему-то не получаются.) Некоторые же из рассказов просто-таки отменно хороши. Например, я, не колеблясь ни секунды, включил бы, скажем, «Производственный рассказ № 1» или «Чья планета?» в любую антологию советской фантастики.
Кажется, эта книга Бориса Штерна — первая. Что ж, счастливого ей пути к умам и сердцам наших читателей!
Предисловие это практически без изменений было опубликовано 31 декабря этого же года в киевской газете «Комсомольское знамя» (как предисловие к публикуемым рассказам Бориса Штерна) и в следующем году в книге Бориса Штерна «Чья планета?» (Киев: Молодь, 1987).
Продолжают АБС и кинематографическую деятельность. 16 июля они предлагают киностудии «Ленфильм» заявку на сценарий.
Из архива. Заявка в ЛенфильмПредлагаем вниманию студии сценарий фантастического кинофильма под условным названием «Парадиз-99». Фильм будет посвящен проблеме экологического кризиса.
В последние годы стало ясно, что у человеческого будущего есть по крайней мере два страшных врага: ядерная катастрофа, способная это будущее убить, и катастрофа экологическая, грозящая его необратимо искалечить и изуродовать до неузнаваемости.
Безудержное, зачастую не поддающееся контролю, развитие экономики (и на Западе, и у нас) уже привело к целой цепи микротрагедий, микрокатастроф. Будущее уже лишилось Великих Американских озер, Кара-Богаз-Гола, тысяч и тысяч малых рек, рощ, голубого Рейна, сверхчистого Байкала, сотен навсегда исчезнувших видов животных, птиц, насекомых.
Самое страшное в этом процессе — его бездушность и неконтролируемость. Сплошь и рядом Природу уничтожают на глазах у всех, под протестующие вопли средств массовой информации, вопреки здравому смыслу, вопреки всеобщему, казалось бы, желанию сделать так, «чтобы было лучше».
Нам представляется чрезвычайно важным и полезным проанализировать сложившуюся ситуацию средствами художественного кино.
Мы не раз уже обращались к теме неосторожного вмешательства человека и научно-технического прогресса в естественную историю — например, в повестях «Далекая Радуга», «Улитка на склоне», «Жук в муравейнике» и др. Мотивы этих произведений, как нам кажется, можно было бы использовать в предлагаемом сценарии. Однако действие надо будет перенести в наше время, во всяком случае — в наш век, в некую промышленно развитую страну Запада, и строить сценарий не на базе научно-фантастической посылки, а, скорее, на основе общепонятной метафоры: «Человечество калечит Природу, калечит свое Будущее — Природа и Будущее защищаются».
Фильм такого рода, можно надеяться, одновременно и остросюжетный и несущий в себе благородную и актуальную идею, будет с интересом воспринят сейчас всеми слоями нашего общества.
Ориентировочный срок окончания первого варианта сценария — декабрь 1986 года.
В это же время на экраны выходит фильм «Письма мертвого человека». Сам БН, значившийся в сценаристах («при участии Бориса Стругацкого»), оценивал свою роль в создании фильма так.
Стругацкий Б. Офлайн-интервью, 19.11.04Хочу спросить вас о фильме «Письма мертвого человека». В разделе экранизаций этого сайта вы указаны как один из авторов сценария (пускай только как «участие»). Расскажите, как вы попали в авторы сценария, какие у вас лично были причины на оказание помощи в написании сценария? Ну и нравится ли вам сам фильм? (Александр, Россия).
Фильм был фантастический и по тем временам, мягко выражаясь, необычный, и, чтобы увеличить шансы прохождения его через Госкино, на Ленфильме решили выбрать «паровозом» (или «ледоколом») какого-нибудь известного писателя-фантаста, который и должен был ручаться перед высоким начальством, что все это идеологически выдержано: и атомная катастрофа, и гибель человечества, и прочие ужасы. Выбрали меня. Я согласился, потому что мне симпатичны были ребята: Слава Рыбаков, писатель, сценарист, и Костя Лопушанский, молодой тогда режиссер, но участие мое в общей работе было невелико: две-три сцены для сценария, ну и, конечно, участие в обсуждении деталей. И бессмысленные разговоры с начальством, которое очень хотело, чтобы это был антивоенный фильм, но, пожалуйста, без войны, и чтобы это было об ужасах ядерной катастрофы, но, пожалуйста, без ядерной катастрофы. Фильм проходил мучительно трудно, но получился недурен, особенно по тем временам.
Из: БНС. Комментарии к пройденному<…>
Безусловно интересно было работать с Константином Лопушанским. Но я знаю его, главным образом, по работе с фильмом «Письма мертвого человека», сценарий которого на девяносто процентов написал Вячеслав Рыбаков, а БН был там, скорее, на подхвате, — «для придания весу». (Прекрасно помню несколько последних авральных дней, когда до окончания всех сроков остается всего ничего, киноматериал уже отснят, но еще не смонтирован, и совершенно непонятно, как его монтировать, начальство стоит на рогах, требуя, чтобы фильм был антивоенным и «антиядерным», но чтобы, в то же самое время, ядерной катастрофы и духу в нем не было, — и вот мы втроем — Лопушанский, Ролан Антонович Быков и БН — трое суток подряд, по четырнадцать часов в сутки, сидим, запершись, в номере Быкова в ленинградской «Астории», и думаем, и сочиняем, и мучаемся в поисках хитрого и одновременно простого хода, чтобы вырулить из тупика…)
Толку, впрочем, от этого мозгового штурма оказалось чуть: понадобился еще один мозговой штурм — с участием Арановича и Германа, — чтобы довести материал до ума.
<…>
Ролан Быков, исполнитель главной роли, профессора Ларсена, оставил следующие дневниковые записи об этой встрече в номере «Астории».
Из: Быков Р. Я побит — начну сначала!<…>
09.09.85 г. Понедельник
Три дня в Ленинграде. <…>
Говорил с Борисом Стругацким. Создалось впечатление, что он приехал спасти от меня Костю [Лопушанского].
Показалось даже, что все это разыграно. Он был готов к тому, что я предлагаю: и к эксперименту, и к героическому поведению Ларсена. Ответ на эксперимент — это будет картина рангом ниже, о звездных войнах, и не надо Ларсена-героя. Это картина о конце света, это символическая картина и т. д.
Вот тебе и Юрьев день! Если он настроен Лопушанским и Смородинской, то я еще понимаю, но если нет, то он, думается, застрял в современном мышлении где-то в семидесятых годах. Война уже идет, есть две стороны и нет третьей. Быть выше обеих сторон — это быть в стороне. Я понимаю, если бы он всерьез уважал то, что сделано Костей, — но он только «снисходит» к нашей работе и совершенно непосредственно толкует о том, что он ожидал худшего, а в материале есть замечательные вещи.