Илья Дубинский-Мухадзе - Ной Буачидзе
— Я давно подозревал, что вы продались буржуям! — разгневанно объявил Нижевясов и приказал арестовать всех членов Совета.
На рассвете Анджиевскому удалось бежать. Но даже в этот критический момент он попытался возобновить игру в самостоятельность. 9 мая на собрании членов Пятигорского Совета Анджиевский честно признал:
— Видя, что советская власть у нас в городе находится на краю гибели, мы решили в самом спешном порядке приступить к организации силы. Бросились в Ессентуки, где нас чуть не расстреляли, затем в Кисловодск и, наконец, в Георгиевск. Нашли очень мало реальной силы. Что делать? Вдруг узнали, что на бронированном поезде из Владикавказа приехал Буачидзе. Товарищ Ной находился в большой опасности. Над ним издевались и чуть было не совершили самосуд. Был момент, когда приложили револьвер к его виску.
В Пятигорск Ной приехал вместе с командующим революционными силами Северного Кавказа А. И. Автономовым, бывшим хорунжим 39-го Донского казачьего полка. Невысокий, худощавый, в золотых очках, Автономов мало походил на героя многих жестоких боев, каким он в действительности был. После смелого революционного выступления осенью 1918 года на съезде казачества в Киеве Автономов пользовался большой популярностью среди фронтовиков.
Во время боев под Екатеринодаром с частями генерала Корнилова Автономов уже имел под своей командой тридцать-сорок тысяч бойцов. В дальнейшем он под руководством Серго Орджоникидзе формировал национальные части из горских народов, сражался с белыми на Северном Кавказе. Вместе с Серго в феврале 1919 года Автономов отступил в горы, где умер от тифа.
На вокзале в Пятигорске Буачидзе и Автономова ждал крепко сложенный коренастый человек с тонким интеллигентным лицом. Это был художник и поэт, несколько лет проживший в Париже после бегства с сибирской каторги, большевик Оскар Лещинский. В октябре 1917 года по поручению Военно-революционного комитета Лещинский с несколькими матросами занял Центральный телеграф в Петрограде, был его первым комиссаром. Сейчас в Пятигорске Лещинский оказался проездом. Он возвращался из районов, захваченных турками. По своей инициативе Оскар хорошо изучил обстановку, завел знакомства в отряде Нижевясова и спешил поделиться важными наблюдениями.
— Надо действовать смело и быстро, — советовал Лещинский. — Многие участвуют в мятеже против своего желания, из боязни быть расстрелянными. Вторая рота не выходит из казарм. Гаубичная батарея и часть пулеметчиков ночью ушли куда-то в сторону Ессентуки. Все зло в самом Нижевясове.
Не успел уйти Оскар Лещинский, как в вагон ввалился Нижевясов.
— Зачем приехали? Кто звал?
Буачидзе оборвал Нижевясова.
— Вопросы буду задавать я. Прежде всего требую объяснить, почему отряд покинул фронт, как вы посмели арестовать членов Совета?
Нижевясов начал стучать кулаком по столу.
— Я от Терского Совнаркома ничего не прошу, и вы в мои дела не вмешивайтесь! Мой отряд будет существовать сам, а станете мне мешать, я и Совнарком разгоню. Или убирайтесь из Пятигорска, или расстреляю. Пушки двух батарей уже наведены на вокзал! — кричал авантюрист.
Угроз Нижевясова не испугались. Его тут же обезоружили и заперли в купе. Тем временем к вагону подошли несколько десятков мятежников. Чтобы избежать кровопролития, Буачидзе заставил Нижевясова крикнуть в окно вагона:
— Все идет по-хорошему, приказываю всем отправиться на места!
Сам Ной без оружия и охраны пошел на Подкумск в казарму артиллеристов-мятежников, отличавшихся особой приверженностью к Нижевясову. Встретили Буачидзе враждебно, сорвали с него шляпу, оскорбляли, угрожали самосудом. Ной возможно спокойнее сказал, что к смертной казни его приговорил царский военный суд еще после первой русской революции.
— Убить меня вы всегда успеете, я полностью в вашей власти, будьте же людьми, дайте произнести последнее слово.
Согласились, что желание справедливое. Ной получил возможность говорить. Потом уже сами артиллеристы проводили Буачидзе до бронепоезда.
Ночью Буачидзе подписал смертный приговор Нижевясову. Тот стал плакать, просить:
— Вы не простой мужик, вы интеллигент. Зачем вам моя кровь?
Ной сказал:
— Нет, теперь не унижайся, не проси. Сумей хотя бы умереть как человек!
Порядок в Пятигорске, а затем в Кисловодске и Ессентуках был восстановлен, но разногласия между Буачидзе и Анджиевским вновь разгорелись. На заседании исполкома Пятигорского Совета Ной категорически потребовал:
— Победа, Григорий Григорьевич, дана вам нашими руками, а потому извольте работу Совета и его политику ввести в намеченные нами рамки. Надо переизбрать Совет, чтобы все демократические элементы приняли в нем участие. Надо привлечь старое офицерство для технической работы в войсках. У вас в Пятигорске живут такие выдающиеся военачальники, как Николай Владимирович Рузский и Радко-Дмитриев, болгарин по происхождению. Оба они не имеют ни малейшего отношения к контрреволюции[39].
Прочтите напечатанную сегодня в газете «Народная власть» речь Радко-Дмитриева на митинге в Ессентуках, посвященном защите Терской республики. «Я ни на один момент не сомневаюсь, — сказал генерал, — в том, что русская революция открывает новую эру для всех народов, и нет также никакого сомнения в том, что после мировой войны вся Европа придет в состояние революционного брожения.
Оборона России сейчас имеет особенно важное значение, и народ, сбросивший цепи, сумеет это сделать».
— В переговорах со мной и Автономовым, — продолжал Ной Буачидзе, — Радко-Дмитриев заявил, что он привлечет к работе в штабе северокавказских войск ряд опытных офицеров. Что касается генерала Рузского, то болезнь и преклонный возраст не позволяют ему сейчас стать активным членом штаба, но он готов подавать нужные советы и участвовать в разработке планов боевых операций.
На все это Григорий Анджиевский ответил:
— Задачи, которые поставил перед нами Буачидзе, расходятся в корне со взглядами большевистской фракции Пятигорского Совета. Призывать Радко-Дмитриева и других генералов мы считаем преступлением.
Далее Анджиевский обвинил Ноя в том, что он ведет неправильную национальную политику и совершенно не по-большевистски подобрал состав народных комиссаров.
— Раз политика Терского Совнаркома такова, мы уходим! — воскликнул Анджиевский.
По требованию Буачидзе собралась большевистская организация Пятигорска. Ной терпеливо докладывал:
— Нельзя работать опрометчиво. Нельзя, наконец, идти напролом и на все смотреть только со своей пятигорской колокольни. Во Владикавказе тоже сидят коммунисты. Но они учитывают, что Кавказ — это не Центральная Россия и что отсталость местных национальностей и их национальная рознь требуют от нас некоторых компромиссов.
