Владислав Кардашов - Ворошилов
За частями, перемешавшись с ними, шли составы с семьями рабочих, луганских металлистов, донецких шахтеров. Они везли с собой немудрящий скарб: перины, подушки, самовары, домашнюю птицу, даже телят. Огромный эшелон в несколько сот вагонов, десятки тысяч людей потянулись на Миллерово. Над этим городом на колесах, как коршун над добычей, кружился немецкий аэроплан. К нему привыкли, он уже не вызывал паники, лишь иногда бойцы постреливали вверх из винтовок, впрочем, без особой надежды попасть.
В Миллерове, где все эшелоны собрались 29 апреля, было столпотворение. Через станцию двигались и другие украинские отряды, они не слушали предупреждений командования 5-й армии о близости немцев и рвались на север. Самолеты врага в этот же день начали бомбить станцию, где каждый клочок земли был выгодной и беззащитной целью. 30 апреля Ворошилов узнал, что пути на север нет: германские войска заняли станцию Чертково. Положение 5-й армии стало катастрофическим. Дело в том, что после отхода из Луганска 5-я армия вступила на землю Войска Донского.
Так сложилось в истории России, что эта ее часть на протяжении долгого времени была предметом особых забот русских самодержцев. Отсюда, от окраин государства, к Москве белокаменной прорывались ватаги удальцов, их приближение несло смертельную угрозу правящему классу — достаточно вспомнить Степана Разина. Шли десятилетия, века, и донское казачество, когда-то ревниво отстаивавшее вольность свою, вынуждено было поступиться ею в обмен на призрачную автономию и несомненную обеспеченность. Верой и правдой служило казачество русским императорам и, к сожалению, не только на полях сражений, так что слово «казак», символ гордой вольности в народных песнях, стало дополнять понятия «гнет» и «произвол».
На Дону, как и по всей России, шла острая классовая борьба. Казачья верхушка — богатое, сословно замкнутое кулачество, офицерство — с лютой ненавистью встретила Советскую власть, так как революционная буря грозила ей лишением привилегий. Беднейшие казаки и «иногородние» видели в Советах защиту от притеснений богатеев. Все же баланс классовых сил на Дону сложился не в пользу большевиков: значительная часть рядовых казаков пошла за антисоветской верхушкой. В химерической надежде сохранить свою обособленность антисоветское большинство казачества выступило против революции, противопоставило себя воле трудового народа России — и было разбито. Схватка, в самом начале которой мы сейчас находимся, дорого обошлась и самому казачеству, и его противникам.
Таким образом, с запада и севера армии Ворошилова угрожали немцы, а на юге и востоке находились враждебные белоказачьи станицы. Однако было известно, что в районе станицы Каменской красноказачьи и шахтерские отряды Е. А. Щаденко ведут упорнейшие бои с отрядами генерала Гусельщикова. Рассчитывая на помощь отрядов Щаденко, командование 5-й армии решило направить свои эшелоны к югу, через Каменскую-Лихую, чтобы затем повернуть на восток и пробиваться к Царицыну. Решение это было совершенно, единственно правильным, но оно требовало и крайнего напряжения сил, и настоящего героизма. В первую очередь — от командарма.
Был установлен строгий порядок передвижения. Впереди шел бронепоезд, по бокам, по грунтовым дорогам, охраняя эшелоны, — броневики. Несколько пульмановских вагонов, переоборудованных в бронеплощадки, замыкали шествие. И вот, растянувшись на 20 верст, все 80 эшелонов армии поползли к югу.
2 мая эшелоны армии приблизились к Каменской. Здесь Ворошилову стало известно, что казаки намереваются атаковать эшелоны в районе моста через Донец. Тогда он сам решил нанести упреждающий удар.
У станции Глубокая отряды 5-й армии были высажены из составов и вместе с Каменскими красногвардейцами атаковали станицу Гундоровскую. Удар был так неожидан и энергичен, что казаки побежали и оставили станицу. В двух-трех верстах за Гундоровской, расположившись на высотах, красногвардейцы начинали окапываться. В их рядах ликование, слышны возгласы:
— Даешь Луганск!
Но положение вскоре резко меняется.
Удивительно, как быстро казачьи генералы-монархисты нашли общий язык с заклятыми врагами России — германскими милитаристами. Тяжелая немецкая артиллерия принялась громить окопы красногвардейцев, по балкам и буеракам казаки и немцы начали обходить позиции красных, которые еще не умели тогда вести разведки, не держали связи между отрядами, иногда даже не выставляли охранения.
Ворошилов тотчас увидел угрозу, разослал ординарцев с приказанием отступать к станице Каменской, а сам поскакал к Луганскому отряду, вырвавшемуся вперед и уже почти окруженному.
Командарм взлетел на курган, где окопались луганцы, конь его был весь в пене:
— Вы что, не видите — вас обходят справа, от Донца! Немедленно отходить! Не успеете — всех порубят!
Отстреливаясь, цепью отходили луганцы через горящую Гундоровскую станицу, а командарм уже в других отрядах. Артиллерийский огонь и настойчивые атаки противника вызвали панику среди необстрелянных бойцов. Смешались отступающие цепи, люди бежали, падали, поднимались и вновь бежали. Почти единственным, кто не потерял присутствия духа посреди этого хаоса, был Клим Ворошилов. Верхом на коне, не обращая внимания на огонь, метался он среди бегущих людей. С ним — неустрашимый Александр Пархоменко. Они выхватывают в толпе наиболее стойких людей, заставляют их остановиться, залечь, открыть огонь. И вот уже первая, еще жидкая, цепь отстреливается. А Ворошилов устанавливает вторую…
К вечеру после отчаянных усилий Ворошилову удается восстановить порядок, начать медленный отход к Каменской. Окопавшись здесь, его отряды пытаются задержать врага, тобы позволить эшелонам пройти через станцию Лихая.
Но здесь армию ждало новое испытание.
Вокруг станции и на железнодорожных путях творилось нечто трудноописуемое. К Лихой с различных направлений стекались эшелоны других украинских армий, в основном 3-й армии. На путях не слишком-то большой станции скопилось столько паровозов и вагонов с людьми, вооружением, боеприпасами, имуществом, что не было никакой возможности быстро протолкнуть их на восток. К тому же мост через Донец у Белой Калитвы был взорван, и для его восстановления требовалось время. Беспорядок и неразбериха усиливались вражеской бомбардировкой с воздуха.
Начальники различных отрядов, застрявших в Лихой и все еще прибывающих туда, из-за всего пережитого в последние недели находились в несколько нервном состоянии. Не желая никому подчиняться, они в то же время требовали без промедления пропустить на восток именно их отряды и требования эти сплошь и рядом подкрепляли угрозой применения оружия. Безначалие царило на станции, и это грозило полным уничтожением всех красных войск.
