Ганнибал Барка - Ганнибал у ворот!
Он желает, чтобы действия были осторожными и разумными и привели к успеху; (12) удальство само по себе глупо, а сейчас только навлечет беду. (13) Все показывало, что Павел поспешным решениям предпочитает продуманные, сулящие безопасность. Когда он отправлялся из города, Фабий, чтобы утвердить его в этих мыслях, обратился к нему, как рассказывают, с такой речью:
39. (1) «Луций Эмилий, если бы твой сотоварищ был похож на тебя (чего я так хотел бы) или если бы ты был похож на своего сотоварища, то мне не стоило бы сейчас с тобой говорить: (2) будь вы оба хорошими консулами, вы и без моих указаний стали бы честно действовать на благо государства; будь вы оба плохи, вы ни слов моих не услышали бы, ни советов моих не восприняли бы.
(3) А сейчас я могу разглядеть, кто таков твой товарищ и кто таков ты – потому и вся речь моя только к тебе: я вижу, что ты будешь хорош и как человек и как гражданин, но это ничему не поможет, коль скоро государство хромает на другую ногу и у дурного советника те же права, та же власть, что у доброго.
(4) Ты заблуждаешься, Павел, если думаешь, что тебе придется меньше бороться с Теренцием, чем с Ганнибалом; и я не знаю, который из двух страшнее: (5) со вторым ты будешь бороться только на поле битвы, а с первым – всегда и всюду; с Ганнибалом будешь сражаться, выведя свою конницу и пехоту, Варрон-полководец обратит против тебя твоих же солдат.
(6) Прочь злое предзнаменование, не хотелось бы поминать здесь Гая Фламиния, но ведь все-таки он потерял голову, когда был уже консулом, находясь в провинции и при войске, а этот и прежде, чем стал добиваться консульства, и потом, покуда его добивался, и теперь уже, ставши консулом, но не повидав еще ни войны, ни врага, все безумствовал и безумствует.
(7) Какую бурю поднял он в Городе среди граждан, хвастливо грозясь будущими сражениями. Как ты думаешь, что сделает он, командуя вооруженными воинами, там, где дело немедленно следует за словом? (8) И если он сейчас же, как объявлял, даст сражение, то или я ничего не понимаю в военном деле, в природе этой войны, в праве этого врага, или какое-то новое место прославится нашим поражением больше, чем Тразименское озеро.
(9) Мне сейчас ни к чему выхваляться перед единственным слушателем, да и я скорей чересчур презирал славу, чем сверх мер и стремился к ней, но дело обстоит так: единственный способ воевать с Ганнибалом – тот, каким воевал я; (10) тому учит не только исход событий (этот учитель глупцов), но простой расчет, который останется, пока не изменятся обстоятельства.
(11) Мы воюем в Италии, в родных местах на нашей земле; вокруг нас сограждане и союзники, которые помогают и будут помогать нам оружием, людьми, конями, продовольствием; (12) они доказали свою верность, когда нам пришлось плохо – время нас учит, и с каждым днем мы становимся лучше, благоразумнее, тверже, (13) Ганнибал, напротив – в чужой, во враждебной ему земле; ему все враждебно и неприязненно; он далеко от дома, от отечества, ни на земле, ни на море нет ему мира; ни один город не принял его в свои стены, нигде не видит он ничего, что мог бы назвать своим, он живет со дня на день награбленным; (14) от войска, которое перешло Ибер, осталась едва ли треть; большинство погибло от голода, а не от меча; уцелевшим едва хватает еды.
(15) И ты сомневаешься, что мы одолеем его, даже сидя спокойно на месте? Он ведь с каждым днем слабеет: у него нет ни продовольствия, ни пополнения войску, ни денег. (16) Сколько времени сидит он под Гереонием, жалкой апулийской крепостью, словно под карфагенскими стенами.
(17) Но я не стану хвалиться даже перед тобой своими заслугами – посмотри, как морочили его Гней Сервилий и Атилий, консулы прошлого года.
Есть один верный путь к спасению, Луций Павел, и тяжким, опасным сделают его для тебя не враги, а сограждане. (18) Твои и неприятельские солдаты будут хотеть одного и того же; Варрон, римский консул, и Ганнибал, вождь карфагенян, возжелают того же самого.
Тебе придется противостоять двум вождям, и ты устоишь, если будешь равнодушен к людским толкам, если тебя не взволнуют ни пустая слава сотоварища, ни твой мнимый позор. (19) Правду, говорят, очень часто гонят, но убить ее невозможно: кто пренебрежет ложной славой, обретет истинную.
(20) Пусть тебя, осторожного, называют робким, осмотрительного – неповоротливым, сведущего в военном деле – трусом; пусть лучше боится тебя умный враг, чем хвалят глупцы-сограждане. Ганнибал с презрением отнесется к тому, кто отважится на все, и побоится противника, который ничего не делает очертя голову.
(21) Я не говорю тебе: “Ничего не делай” – действуй, но пусть тобой руководит разум, а не удача; всегда владей собой и всем, что у тебя есть; будь всегда наготове, не упускай счастливого случая и не предоставляй такой случай врагу. (22) Тому, кто не торопится, все ясно и все понятно, поспешность неосмотрительна и слепа».
40. (1) Ответная речь консула отнюдь не была бодрой – он понимал, что слова Фабия справедливы, но легче было сказать их, чем применить на деле: (2) «Диктатор едва мог вынести начальника конницы[274], а хватит ли у меня, консула, сил и влияния для борьбы с беспокойным, взбалмошным сотоварищем?
(3) В первое свое консульство он разжег в народе такой пожар, что сам выскочил из него полуобгорелым. Да будет все благополучно; если же случится какая беда, то я предпочту погибнуть от вражеских дротиков, а не от ярости голосующих граждан».
(4) После этих слов Павел, как рассказывают, отбыл в сопровождении виднейших сенаторов; консула-плебея провожали его плебеи – толпа была большей, но достоинства ей не хватало.
(5) По прибытии в лагерь смешали старое и новое войско, солдат разместили в двух лагерях: новый, меньший, был ближе к Ганнибалу, а в старом была большая часть войска и весь его цвет; (6) Марка Атилия, консула прошлого года, извинявшего себя старостью, отправили в Рим; Гемина Сервилия поставили начальником в меньшем лагере, под его командой находились римский легион и две тысячи союзной пехоты и конницы.
(7) Ганнибал невероятно обрадовался прибытию обоих консулов, хотя и видел, что вражеское войско увеличилось в полтора раза. (8) Награбленного продовольствия оставалось только на день, а грабить больше было негде: все хозяева свезли хлеб из своих открытых усадеб в укрепленные города; (9) хлеба оставалось – об этом узнали позже – едва на десять дней; голодные испанцы перешли бы к римлянам, если бы те стали ждать, как пойдет дело.
41. (1) Но тут сама судьба подтолкнула стремительного и бестолкового консула[275]: солдаты, стремясь захватить фуражиров, без приказа, без подготовки начали беспорядочное сражение, окончившееся для римлян и пунийцев по-разному – (2) у врагов убито было около тысячи семисот человек, у римлян и союзников не больше ста.
