Генри Мортон Стенли - В дебрях Африки
Тут произошел переворот в моем душевном настроении: я почувствовал такую благодарность за возвращение пропадавших людей, так обрадовался при виде Уледи и при сознании, что как ни испорчена человеческая природа, но все же хоть несколько человек остались мне верны, что некоторое время не мог выговорить ни одного слова.
Потом я все рассказал Уледи, и он взял на себя умиротворить расходившихся маньемов, а меня убедил простить всех на том основании, что теперь тяжелые времена миновали и должны наступить для нас красные дни.
– Ведь верно же, что и после самой долгой ночи настает день, дорогой мой господин, – говорил он, – отчего же и нам после тьмы не ждать солнца? Я вспомнил, как много долгих ночей и мрачных дней провели мы с тобой, вместе пробираясь поперек Африки, – так успокой же свое сердце. Бог даст, мы скоро позабудем все свои печали.
Я велел оставить виновных связанными до утра. Уледи, со своей прямодушной смелостью, сразу завоевал себе сердца местных старшин и уладил наши разногласия. Мне прислали в подарок некоторое количество кукурузы и извинились за причиненное беспокойство. То и другое я принял. Кукурузу мы тотчас роздали людям, и этот день, вначале угрожавший нам полным разорением, кончился гораздо благополучнее, чем можно было ожидать, судя по его зловещему началу.
Так долго пропадавшие старшины, высланные нами в качестве передовых вестовщиков нашего прибытия в Ипото, явились в воскресенье 23-го числа. Проблуждав совершенно понапрасну больше двух недель, они застали нас уже давно живущими в том селении, которое они отправились разыскивать. Исхудалые, отощавшие после семнадцатидневного питания только тем, что можно было найти в необитаемой чаще леса, они совсем упали духом и страшно переживали свою неудачу. Они дошли до реки Ибины, текущей с юго-востока, и попали на нее за два дня ходьбы от ее впадения в Итури; идя вдоль притока, они спустились до места слияния обеих рек, тут нашли челнок и переправились на правый берег, где чуть не умерли с голоду. К счастью, Уледи отыскал их вовремя, указав им путь к Ипото, и они кое-как доползли до нашей стоянки.
К вечеру вернулся со своего разбойничьего набега и принес пятнадцать отличных клыков Сангарамени – третий из местных старшин. Он рассказал, что ходил за двадцать дней пути и с вершины высокого холма видел обширную открытую страну, поросшую травой.
Из полученного в тот день провианта я мог раздать по два початка кукурузы на человека и припрятать две корзины для Нельсона и его отряда. Но дела шли плохо, и мне никак не удавалось устроить их: на все мои просьбы о посылке помощи Нельсону я не мог добиться благоприятного ответа.
Одного из наших людей маньема заколол за кражу зерна с поля, одного мы повесили, двадцать человек высекли за воровство боевых снарядов; еще один получил от маньемов 200 розог за попытку к воровству. Если бы эти люди были способны в то время рассуждать правильно, как быстро и легко можно бы устроить все совершенно иначе!
Я говорил с ними, всячески убеждал потерпеть и не впадать в уныние, доказывал, что нам надо уходить как можно дальше от района набегов маньемов, этих разбойников, и тогда мы скоро так же растолстеем, как и они. Но все было напрасно: мои доводы производили на этих людей, подавленных отчаянием, столько же впечатления, как если бы я обращался со своими речами к деревьям.
Маньемы уже три раза обещали мне в этот день выслать восемьдесят человек на помощь лагерю Нельсона, но возвращение Сангарамени, кое-какие недоразумения и мелочные случаи опять расстроили наши планы.
24 октября на противоположном берегу реки раздались выстрелы, и, под тем предлогом, что это означает приближение самого Килонга-Лонги, караван опять не пошел к Нельсону.
На другой день пришли стрелявшие люди, и оказалось, что это те самые плуты-маньемы, которых мы встретили 2 октября.
В этот вечер мне удалось, наконец, составить договор и обязать трех местных старшин следующими условиями:
«Послать тридцать человек на выручку капитана Нельсона и доставить в его лагерь 400 початков кукурузы.
Снабжать провизией капитана Нельсона, доктора Пэрка и всех больных людей, не способных к работам в поле, вплоть до нашего возвращения с озера Альберта.
Прикомандировать к моему каравану проводника от Ипото до Ибуири, за что они получат полтора тюка тканей по прибытии арьергардной колонны».
Это условие, написанное по-арабски Решидом, а по-английски мною самим, было засвидетельствовано еще тремя лицами.
За несколько туалетных вещиц, лично мне принадлежавших, мне удалось выменять для мистера Джефсона и капитана Нельсона 250 початков кукурузы, еще столько же я получил за 250 пистолетных патронов, а за одно зеркало в костяной оправе, вынутое из туалетной шкатулки, я купил две полные корзины зерна; за три флакона розовой воды я выменял еще трех кур. Таким образом, я набрал до тысячи початков зерна для спасителей и для спасаемых.
26 октября Моунтеней Джефсон, сорок занзибарцев и тридцать невольников-маньемов выступили в путь к лагерю Нельсона. Привожу выдержки из рапорта Джефсона о том, как совершился этот поход.
«…По мере приближения к лагерю Нельсона мною овладело лихорадочное нетерпение узнать его судьбу, и я шел напролом, через ручьи и протоки, по болотам и трясинам… Когда я спускался с холма к лагерю Нельсона, оттуда не слышно было никакого звука, кроме стонов двух умирающих, лежавших в крайнем шалаше; все остальное представляло совсем опустелый и зловещий вид. Я тихонько обошел палатку и увидел сидящего в ней Нельсона. Мы взялись за руки, и тогда бедный малый отвернулся и заплакал, бормоча, что он очень ослабел.
Нельсон на вид сильно переменился, исхудал, осунулся, а вокруг его рта и глаз образовались глубокие морщины. Он мне рассказал, как мучительно было день за днем ждать помощи, как он порешил, наконец, что с нами что-нибудь случилось и мы поневоле должны были покинуть его на произвол судьбы. Он питался преимущественно грибами и плодами, которые ежедневно приносили ему два мальчика, его прислужники. Из пятидесяти двух человек, с которыми мы его оставили, при нем осталось всего пятеро, из них двое умирающих. Все остальные разбежались или перемерли…
Обратно Нельсон совершал переходы гораздо лучше, чем я ожидал, хотя к вечеру каждого дня уставал страшно.
На пятый день, т. е. 3 ноября, мы пришли в арабскую ставку и тем завершили выручку Нельсона. За это время он успел значительно окрепнуть, несмотря на переходы; но все еще не может спать по ночам, и нервы его в сильно расстроенном и напряженном состоянии. Надеюсь, что, отдохнув в арабском селении, он скоро совсем поправится…»
