Борис Костин - Скобелев
Утром 31 августа Скобелев получил копию с депеши Зотова князю Имеретинскому. Зотов практиковал такой способ доставки приказаний от подчиненного к начальнику, что значительно «ускоряло» их получение. Депеша гласила: «По приказанию Главнокомандующего предписываю Вам и ген. Скобелеву укрепиться и держаться на ныне занимаемых позициях впредь до особого приказания. Подкреплений не ждите, их у меня нет. Ожидаю точных сведений о потерях 30 августа». Как записал в своих воспоминаниях Д. А. Скалой, Зотов из зависти к конкуренту приказал ни в коем случае не поддерживать Скобелева.
Тревога овладела Скобелевым. Он мерил шагами пригорок, а в руке сжимал скомканную депешу от Зотова. «Черт знает что такое. Пишут, что нет подкреплений, а между тем я видел у них целые колонны, ничего не делающие. Хоть бы произвели демонстрацию и отвлекли от нас часть неприятельских сил, ведь нам приходится бороться чуть ли не со всей армией Осман-паши, – говорил он, волнуясь, Куропаткину. – Если бы мне теперь одну свежую бригаду...»
И такой бригадой наверняка могла быть бригада из 4-го корпуса генерала Крылова, находившегося недалеко на восточной стороне Тученицкого оврага.
Скобелев, всегда умело пользовавшийся различными приемами для поднятия духа войск, посылает в редуты своего ординарца Дукмасова с депешей, полученной от Зотова. Что это, ошибка? Ведь ни о каких радужных надеждах о высылке подкреплений в ней и речи не было. По мысли Дукмасова, эта телеграмма должна произвести удручающее впечатление на героических защитников редутов. Но после зачтения текста ординарец в ответ услышал: «Ну что ж, будем рассчитывать на свои силы, продадим подороже свои жизни». А лица говоривших были суровы, и решительные взгляды подтверждали, что именно так и будет.
Читатель, вероятно, не забыл, что сражение «открыл» банкет в честь тезоименитства государя. Кто и сколько в тот день выпил – осталось вне документов и мемуаров. Но неужели хмель так сильно задурманил начальственные головы, что в них даже не промелькнула мысль оказать помощь Скобелеву? Кто-то из генералов все-таки подал голос, но главнокомандующий так шикнул на него, что более никто не пытался возобновить разговор о поддержке левофлангового отряда. А между тем в полосе его действий режущая слух канонада не стихала целый день. Не прекратилась она и с наступлением темноты. Государь проявил беспокойство. «А не послать ли луда, – указал он в сторону Тученицкого оврага, – подкрепление?» Непокойчицкий тут же нашелся: «Ваше Величество, было бы рискованно ослабить главный резерв, и если Скобелев будет разбит, то это не так важно, лишь бы главная атака была отражена». О какой атаке могла идти речь, когда Осман-паша, обеспокоенный взятием трех мощных редутов, полагал, что русские на следующий день возобновят штурм?
Ни главнокомандующий, ни Непокойчицкий не согласились оголить шоссе на Булгарени из-за боязни атаки турок. Весь штаб словно сговорился: только отступать, а Скобелев просил развить явный успех. Он доказывал, что Плевну надо брать, что туркам нечем закрыть образовавшуюся на фланге брешь. Что бы сделал Скобелев, будь он главнокомандующим? Конечно, не уступил бы позиций, завоеванных столь дорогой ценой. А затем, удерживая Гривицкий редут и тем самым держа турок в постоянном напряжении, перебросил бы часть сил туда, где находился сам. До Плевны от Скобелевских редутов, почитай, рукой подать. Свой расчет Скобелев строил из того, что резервы у русского командования есть. Так какой смысл держать их в неприкосновенности! Ведь решается судьба баталии, а может, и всей войны. Решение, о котором помышлял Скобелев, с тактической точки зрения вовсе не являлось архи-сложным. Но и на него не хватило полководческого дара ни у Карла Румынского, ни у главнокомандующего. Зотов и Непокойчицкий также ратовали за отход. С лозунгом «На все воля Божья!» весь штаб отправился почивать.
Поздно вечером Осман-паша принял решение о переброске на свой правый фланг дополнительных сил с левого фланга и с центра части резерва, не побоявшись тем самым ослабить их, считая участок, где прорвался Скобелев, самым важным. Вот как об этом он сообщил Риза-бею, командовавшему западными укреплениями: «Сегодня мной собран отдельный отряд, из 15-20 батальонов, который завтра произведет атаку занятых противником укреплений, а потому предписываю всем войскам правого фланга упорно держаться на занимаемых ими местах».
У русского командования в распоряжении была ночь, таким же отрезком времени располагали и турки, и они им воспользовались умело. Николай Николаевич не решился отдать приказ об отступлении на левом фланге, редуты все-таки взяты, но и словом не обмолвился о высылке подкрепления Скобелеву – больше волнений ему доставляла забота о безопасности императора, да и свою персону из виду не упускал. Колебался главнокомандующий, а штаб в полном смысле слова шатался. Шли разговоры: «Авось удержим», а вот чем и как – это предоставили решать Скобелеву.
И Скобелев решил. Во-первых, если подхода резервов не ожидается (а он все-таки надеялся на то, что пусть не движение вперед, а важность удержания выгодной позиции заставит командование оказать помощь), сделать все необходимое для отражения атак турок, у которых Скобелевские редуты были бельмом на глазу. Он решил сосредоточить весь шанцевый инструмент, имеющийся в наличии, и, насколько позволит время и физические возможности людей, не выходивших из кровопролитных боев трое суток, укрепить редуты с тыльной стороны. Во-вторых, обеспечить путь к возможному отступлению – этот вариант он тоже предвидел и расположил два батальона Калужского полка на втором гребне Зеленых гор между редутами и позициями артиллерии. С этой же целью должны быть использованы спешенные казаки. В-третьих, выделить хоть какой-нибудь резерв – для ликвидации возможного прорыва турок. В-четвертых, по возможности убрать раненых, формируя из них команды во главе с получившими нетяжелые ранения. Скобелева преследовала мысль, что он не в состоянии захоронить павших русских солдат, тела которых в случае занятия турками редута будут подвержены варварским издевательствам. И последнее: обеспечить питание солдат и подвезти боеприпасы. Последнее было, пожалуй, самым основным.
В то время, когда высшие армейские чины видели сны, Скобелев трудился без устали. Казалось, он успевал повсюду. Солдаты видели «белого генерала» в траншеях, у походных кухонь, в его охрипшем голосе вовсе не звучали нотки уныния. Скобелев умел поддержать дух в войсках, внушить каждому мысль о высоте нравственной силы русского солдата – основного преимущества над турками. И уставшие, измученные воины подтягивались, работали энергичнее.
