Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
— Не потихоньку, а незаконно?
— Нет… то есть да… конечно… Видите ли… словом, он выписал себе лишних рабочих, вроде для этой… как ее… плантации… поселил их в лесу, знаете… и гоняет в лес за этим… как его… каучуком… Выгодное дело, видите ли…
— Еще бы. Рабочих оплачивает концессия?
— М-м-м… да…
— Ну такой жулик далеко пойдет. Да и вы за поставку людей получаете малую толику, ведь так? Хе-хе-хе, господин сержант!
— Хе-хе-хе, господин ван Эгмонт… — сержант поежился и нехотя промямлил: — Все деньги, однако… не идут в его карман… знаете ли… зарабатывает много… приходится делиться… не забывать… а не то…
Он сделал выразительный жест рукой.
— Пусть почаще смотрит в зеркало на свою черную морду и помнит… хе-хе-хе, господин ван Эгмонт…
— Хе-хе-хе, господин сержант!
Я издали увидел щегольскую машину и индийца-шофера в белоснежной форме. Слуга-телохранитель выпрыгнул первым, сняв фуражку и почтительно вытянувшись, открыл дверцу Оттуда медленно вылез дородный мужчина в безукоризненно сшитом костюме и модной шляпе. Издали блеснули большие синие очки на круглом и черном, как сапог, лице. Мсье Чонбе через плечо бросил прислуге несколько слов и медленно, вразвалку взошел по ступеням крыльца. Когда я подходил к дому, то его широкая спина как раз скрывалась за стеклянной дверью.
Мсье Чонбе принял меня на веранде, выходящей в сад. Мы сели. Подали виски. Я коротко изложил дело и сослался на документы, которые сдал сержанту.
Большой человек небрежно перекинул ногу на ногу, показывая тонкий, как паутина, белый шелковый носок, сквозь который лоснилась черная кожа.
— Да как вам совершенно откровенно сказать, мсье… Я не особенно горячо приветствую вашу превосходную идею совершить исключительное путешествие через мои совершенно частные — я подчеркиваю: совершенно частные владения! Приветствую вас без всякого огромного энтузиазма, мсье!
— Да, но губернатор…
— Миллион раз прошу прощения! Я бесконечно уважаю его превосходительство и его сиятельство губернатора и графа, бесконечно и бесповоротно, мой высокочтимый мсье. Вы это прекраснейшим образом сами слышите! Однако я покорнейше прошу вас всесторонне уважать мои законнейшие права самым энергичнейшим образом!
Мсье Чонбе говорил по-французски очень бегло и с присущей многим неграм витиеватостью. Он не говорил, а изъяснялся, явно любуясь своим красноречием. Слова так громоздились одно на другое, что теряли в конце концов смысл. Я потер лоб. Неужели из-за этого проходимца задержится мое выступление?
— Все документы у меня в порядке. Остается пройти вглубь леса, и все. Дальше я пойду по карте, все уже согласовано.
Мсье Чонбе откинулся на спинку стула и величественно захохотал.
— К моему восхищению, вы изволили вымолвить прелестнейшее слово — «согласовано». О да, согласовано! О да!! Я поддерживаю всемерно и почтительнейше всякую категорическую согласованность, но, — он поднял вверх жирный палец, — все согласовано не со мной!
Он залпом выпил стаканчик, нагло подмигнул мне и опять захохотал. Поправил галстук, посмотрел на себя в карманное зеркало и захохотал снова.
— Ну как… договорились? — вдруг из-за кустов донесся голос сержанта. — Господин ван Эгмонт… через полчаса я жду… вас к себе… мы поедем взглянуть на лесные работы… Вы же просили… кончайте скорее…
При звуках этого безжизненного голоса мсье Чонбе вздрогнул.
— А? Что хочет господин Эверарт? Я согласен! Скажите ему, крикнете скорее — я совершенно согласен! Власти желают — ну и я обоими руками поддерживаю!
Я подал написанный мной под диктовку сержанта пропуск, и мсье Абрам Чонбе, отставив мизинец с двумя золотыми перстнями, торопливо подмахнул свою фамилию.
— Только вот здесь покорнейше прошу соблаговолить вставить название моей деревни — Чонбевилль.
Я засмеялся.
— Не извольте смеяться, высокочтимый мсье! На месте нашего славного города и столицы Леопольдвилля когда-то была рыбачья деревушка поменьше моей. Стэнли и Чонбе начинают с маленького, но Стэнли и Чонбе заканчивают великим! Время сделает свое! — он опять принял самодовольный вид.
— Отвечу, почему именно так будет: мсье Абрам Чонбе — нужный человек. Для нашей страны и для нашего времени. О, он кое-кому нужен уже и сейчас, но дальше еще больше может понадобиться!
Все в нем сияло гордостью — от синих очков до модных белых туфель.
И я вдруг решил поговорить с ним начистоту. Почему бы и нет? Он не глуп, это ясно. Он меня сразу поймет!
— Мсье Чонбе, я — иностранец, чужой человек в Конго. Я — турист. Художник. Все ваши дела меня не касаются. Но я очень интересуюсь людьми. Людьми вообще…
— Вы изволите писать великолепнейшие портреты?
— Да, но если художник не понимает человека, с которым имеет дело, то портреты плохо удаются.
— Вы пожелали написать мой гениальный портрет? Я го…
— Ваш портрет будет написан на обратном пути из Иту-рийского леса.
— О, миллион раз благодарю вас, высокоуважаемый мсье художник! Я готов абсолютно и бесповоротно, я готов! К вашим нижайшим услугам, уважаемый мсье, друг его превосходительства и его сиятельства губернатора и графа!
— А сейчас мне бы очень хотелось ближе познакомиться с вами как с человеком. Кое-что я о вас слышал и вижу: ваша деятельность делает вас человеком общественным.
— И будет мощно толкать меня далеко вперед и еще гораздо дальше — меня прекрасно знают в Стэнливилле, мсье художник!
— Я это слышал и хочу в этой связи задать вам несколько вопросов. Вы знаете, как доставляются проклятые обрубки из концессии в порт?
— О, да. Я отвечаю за это: я связан контрактом.
— И вы видели своими глазами условия труда на шоссе?
— Д-д-да… Но я не понимаю, мсье, не понимаю, что вы хотите от меня.
— Я скажу яснее: как вы, негр, можете допустить такое обращение со своими единокровными братьями?
Мсье Чонбе качнулся назад, мгновение изумленно смотрел на меня, потом вдруг сообразил и засмеялся.
— Вы ложно информированы: мои единокровные братья не работают на шоссе! Я бы, конечно, не допустил этого! Кто-то оклеветал меня, поверьте!
— Да нет. Вы не поняли, мсье Чонбе: я хотел сказать, что негры — ваши собратья, конгомани, вы знаете условия их работы и не только молчите, но и сами помогаете поддерживать этот дьявольский режим!
Опять мсье Чонбе откинулся назад и уставился на меня в крайнем удивлении. Он ответил не сразу.
— Мсье, я — христианин и не поддерживаю дьявола. Власти в Стэнливилле, даже сам губернатор и мсье Эверарт — все христиане. Я могу ошибаться, мсье, я — крещеный конгомани, но ведь тысячи бельгийцев рождены от христиан и крещены после рождения. Почему же вы сразу обратились не к ним, а ко мне?
