Вячеслав Лебедев - Фрунзе
На крышах окружающих домов лежал поблескивающий в лучах скупого зимнего солнца неплотный, клочковатый снег, но замощенная булыжником площадь была начисто вытоптана многими сотнями тяжелых солдатских ботинок. На последнем году «германской» войны царское интендантство уже не в силах было одевать солдат в традиционные русские сапоги — их заменили страшного вида «буцы» с обмотками, по образцу британской и французской армий. Части были выстроены четырьмя линиями, и Фрунзе с Новицким в сопровождении командования дивизии и губвоенкома совершали обход полков.
В одном из рядов внимание Михаила Васильевича привлек угрюмый, понурый человек в шинели, висящей мешком на ссутулившихся плечах. Весь его вид красноречиво говорил: «Не желаю выглядеть солдатом!»
Фрунзе остановился и спросил:
— Товарищ красноармеец, вы больны?
Человек хмуро и неторопливо ответил:
— Какой я красноармеец… Я мобилизованный…
Фрунзе переглянулся с Новицким и губвоенкомом.
Смысл ответа был ясен: кое-кто из призванных, по-видимому, считал, что звание «красноармейца» применимо только к добровольцам. Что же касается мобилизованных, то таковые несут перед республикой гораздо меньшую ответственность и за поведение свое и за внешность. А может быть, даже и сражаться могут кое-как, в «четверть силы».
— Красная звездочка на шапке уравнивает нас всех, — сказал Фрунзе. — И вас, и меня, тем более что я, кстати сказать, тоже мобилизован партией на защиту революции…
Но вот он поравнялся с выстроенной среди других частей ротой связи, почти целиком состоявшей из добровольцев августовской и сентябрьской вербовки. Молодцеватый, подтянутый вид, образцовое, в нитку равнение, только на левом фланге несколько «недорослей», как именовали их остальные бойцы, — в том числе двое братьев Богдановских, шестнадцати и четырнадцати лет от роду, тонущие в серых своих шинелях, пусть и минимального из имевшихся на складе размеров.
Издали заметив их, Фрунзе прищурился.
— А вот дети в Красной Армии вряд ли нужны… — бросил он.
Губвоенком вопросительно взглянул на командира роты.
Сделав под козырек, тот отрапортовал:
— Имею доложить, братья Богдановские, одни из первых добровольцев части, сыновья офицера, погибшего при отражении германского наступления под Псковом…
Фрунзе перевел взгляд на массивную, рослую фигуру линейного надсмотрщика латыша Арвида Оррава. Он держался с отличной выправкой, но шинель на нем была совершенно необыкновенного вида: собственно, это был только материал от серой солдатской шинели, перешитой по тогдашней штатской моде — прямое полупальто в обтяжку с полудюжиной пуговиц по каждому борту. А пуговицы, в свою очередь, были обтянуты какой-то синей материей.
— Что, товарищ, для вас не нашлось уставной формы? — спросил окрвоенком.
Арвид подался вперед, отчеканил:
— Готов биться за Советскую республику до последней капли крови, но шинель царского образца носить просто не в силах, товарищ военный комиссар! Потому у меня и пуговицы обтянуты — ведь на них николаевские орлы…
Фрунзе улыбнулся и, кивнув, пошел дальше.
При осмотре казарм Фрунзе не пропускал никаких мелочей, то и дело предлагал губвоенкому записать ту или иную неполадку, изъян, непорядок.
В одной из казарм неважно обстояло с отоплением. Михаил Васильевич подвел командира полка к окну и указал на синеющие совсем поблизости от города леса:
— Если уж в таком месте задумываться над проблемой, как обогреться, то как же должны себя чувствовать ваши коллеги в менее лесистых местностях?..
Командир полка, заметно растерявшись, пробормотал:
— Это лес водоохранной зоны…
Фрунзе тотчас же по-иному взглянул на дело:
— Прошу не подумать, что я призываю вас к вырубке водоохранных лесов! Но я уверен, что за этим лесом найдется и другой, еще погуще! Я бывал здесь когда-то, знаю, какие здесь были чащобы! Со времен Ивана Сусанина стояли…
В одной из полковых кухонь окрвоенком заметил, что дневальные, дежурные по кухне, небережливо чистят картофель.
Он приказал собрать обрезки в котелок, вымыть и немедленно сварить.
— Когда закончу осмотр казарм, зайду снова, и вы меня покормите именно этим кушаньем. Только не вздумайте хитрить, меня не проведете, не обманете… Случалось, лакомством считал такое блюдо!
Таков был характерный для Фрунзе стиль инспектирования частей во вверенном ему военном округе.
Примерно в это время прекратили свое существование Германская, Австро-Венгерская и Турецкая империи. Проиграв долго тянувшуюся войну, капитулировали и отреклись от своих тронов два кайзера и султан, немногим пережив Николая II.
Антанта, развязав себе руки, решила организовать свой первый поход против молодой Советской республики.
Этот поход было поручено возглавить бывшему царскому адмиралу Колчаку.
В старом морском флоте Колчак считался одним из наиболее монархически настроенных офицеров. Революцию он встретил с открытой враждебностью, долго не спускал на кораблях Черноморья царский флаг с черным орлом.
Когда летом 1917 года на Черноморском флоте, которым командовал Колчак, вспыхнуло восстание, Временное правительство было вынуждено снять монархиста Колчака с поста командующего флотом и направило его во главе военно-морской миссии в США.
Там, за рубежом, Колчак был облюбован империалистами как надежный деятель русской контрреволюции, кандидат в своего рода Наполеоны.
18 ноября 1918 года, опираясь на поддержку интервентов, Колчак арестовал сибирскую меньшевистско-эсеровскую «директорию» и был провозглашен интервентами «верховным правителем России».
Империалисты щедро снабжали Черного адмирала. Сотни тысяч винтовок и комплектов обмундирования, тысячи пулеметов, сотни орудий, самолеты, неограниченное количество боеприпасов — все это поступало в его распоряжение. Одновременно в Сибирь прибывали войска иностранных интервентов.
— С двухсоттысячной армией я восстановлю Российскую империю, — хвастливо заявлял Колчак на банкетах в городе Омске.
Наступление Черного адмирала было задумано широко. С помощью своих хозяев-империалистов Колчак сколотил более чем двухсоттысячную армию и бросил наиболее боеспособную ее часть, так называемую Сибирскую армию, в направлении на Пермь и Вятку (ныне г. Киров). Колчаковцы, выполняя оперативный план Антанты, стремились соединиться с силами интервентов и белогвардейцев, наступавшими с севера, со стороны Архангельска, с тем чтобы совместно ударить на Москву.
