Пит Шоттон - Джон Леннон в моей жизни
Конечно, новый статус нисколько не изменил его отношения ко мне, как, впрочем, и моего отношения к нему. Но был и такой период, когда Джон, как и Пол, и Джордж, все же дал самоуверенности перерасти в непоколебимое высокомерие в отношениях с окружающими. Во время стремительных турне, всяческим высокопоставленным доброжелателям вход в комнаты БИТЛЗ был категорически запрещен. Отказ группы от встречи с Ноэлем Коуардом через несколько лет вспоминался Джоном с особым сожалением, ибо тогда он уже испытывал здоровое уважение к достоинствам других артистов и писателей.
В дни турне по Америке в 1965 году такого рода «поза» чуть не стоила БИТЛЗ возможности встретиться с их любимым героем. Мучительные переговоры между Брайаном Эпстайном и менеджером Элвиса Пресли — полковником Томом Паркером — едва не сорвались, когда БИТЛЗ потребовали, чтобы Элвис приехал К НИМ в отель. Естественно, Элвис был еще более убежден, что эти четыре претендента на его трон должны приехать к нему сами, что они в конце концов и сделали.
Будучи фанатичным поклонником Элвиса, я испытал немалую зависть, прочитав в газетах о визите БИТЛЗ в особняк Пресли в Лос-Анджелесе. Встретившись с Джоном в очередной раз, я, затаив дыхание, потребовал подробного рассказа.
«Знаешь, Пит, — рассмеялся он, — ты не много потерял. Не произошло ничего интересного, по крайней мере, со стороны Элвиса.»
Когда БИТЛЗ предстали перед «Королем Рок-н-Ролла», он сидел на диване, непрерывно бренча на гитаре под свои собственные гремевшие через колонки хиты. Удостоив своих прославленных гостей едва заметным кивком, Элвис перевел свое внимание на беззвучно мерцавший цветной телевизор с неестественной контрастностью.
Вечер был спасен от катастрофы Томом Паркером, решившим развлечь БИТЛЗ воспоминаниями о своей карнавальной жизни до открытия Великого Элвиса. Он расказал о своем знаменитом номере со львом, когда он стоял один на один с внешне очень свирепым зверем, у которого (о чем зрители не знали) все зубы и когти были удалены. Этот полукоматозный лев оживал, издавая жуткий рев, каждый раз, когда Паркер тыкал его палкой, в которой, как оказалось, было запрятано мощное электрозарядное устройство.
Джон слушал его, ошеломленный, а полковник тут же поведал о своих потрясающих «танцующих цыплятах», знаменитое выступление которых проходило под запись «Turkey In Yhe Straw» («Индюк в соломе») и несчастные крохотные существа изображали «танец»; здесь весь «секрет» был в электрической плитке, вмонтированной в дно клетки.
Джону Паркер очень понравился. «Это отличный и настоящий пробивной шоумен, — сказал он мне, которому все это было не известно: мы тогда по-прежнему считали Паркера «отеческой фигурой» государства. — А Элвис… он был совершенно безжизненным. Казалось, что это какой-то ненормальный. Может, он наглотался пилюль или травки, или же просто обожрался, но в любом случае, он был совершенно апатичным и некоммуникабельным.»
Конечно, к 1965 году Пресли предпочел своим роковым корням мишуру и блестки Голливуда, Лас-Вегаса и рядового шоу-бизнеса. В нем уже нельзя было узнать восхитительного юного бунтаря, который так гипнотизировал и заводил нас десять лет назад. И все же встреча Джона со стареющим и растолстевшим «Королем» произвела на него огромное впечатление и тем самым помогла укрепить в нем осознанное решение никогда не погрязать в такой же смертельной рутине. Следующие годы своей жизни Джон не только избегал собственных творческих повторов, но и намеренно старался сбить с толку прессу при каждой возможности. То, что он любил шокировать окружающих, равно как и не выносил чьих-то «классификаций» со стороны, привело, в конце концов, к саботированию популярного мифа о том, что БИТЛЗ в отличие от, скажем, «Роллинг Стоунз» «респектабельны».
Из всего прочитанного нетрудно заключить, что, по сути, ни в одном из БИТЛЗ не было «респектабельности». Даже Пол — единственный, кто сознательно боролся за создание «чистого имиджа», отнюдь не был наивным подпевалой-паинькой, каким хотел себя изобразить. А Джон, несомненно, был редкостным грубияном и невежей.
Ведь БИТЛЗ, в конце концов, были просто четырьмя парнями из провинции, взявшими в руки инструменты с общим желанием немного повеселиться, «натянуть» нескольких девиц, немного побалдеть и сыграть «Be-Bop-A-Lula». Но окружающие почему-то сочли, что все столь одаренные и знаменитые люди должны быть не иначе, как лучшим цветом британской молодежи. Казалось даже, что пресса и общественность хотят превратить своих любимых «лохматиков» в баловней судьбы.
Результатом этого стала невероятная по масштабам «лакировка». От начала и до конца эры Битломании пресса ни словом не упоминала о беспорядочной половой жизни БИТЛЗ, их пристрастии к пилюлям, марихуане и (позднее) ЛСД — несмотря на то, что об этих грешках Четверки прекрасно знали все журналисты, колесившие с ними по планете. Даже если определенные детали их полного перемен прошлого и попадали в печать (например, когда какая-то газета сообщила, что во время съемок своего второго фильма — «Help!» — БИТЛЗ обозвали известную хозяйку Багамских островов «старой жирной б…») — это уже было не важно: все постарались побыстрее простить и оправдать «своих» БИТЛЗ и забыть об этом оскорбительном инциденте.
Когда Джон вернулся с Багам, он рассказал, как в один из выходных дней каждый Битл арендовал по «Кадиллаку». Устроив гонки в районе Нассау на скоростях, превышавших 100 миль в час, они очутились возле заброшенной каменоломни, где решили поиграть «в бамперы». «Это невероятное ощущение, — восторгался Джон, всего несколько недель назад получивший водительские права. — Мы вдребезги разбили все эти новенькие сверкающие лимузы.»
Игра кончилась тем, что, разбив последнюю машину, Джон, Пол, Джордж и Ринго пешком вернулись в свой отель, предоставив четырем изуродованным лимузинам ржаветь в каменоломне. «И однажды на нас придет ох…нно большой счет за это», — беспечно заметил Джон. Но такой счет так никогда и не пришел.
Короче говоря, БИТЛЗ все сходило с рук. Джон, конечно, играл свою роль в этой шараде и, регулярно надевая битловскую форму, якшался с именитыми государственными деятелями и людьми высшего общества, которых когда-то всей душой ненавидел. И ему ничего не оставалось, как хотя бы подсаливать свои критические высказывания. Например, его ходовая «В своей манере письма» состояла именно из тех рискованных и безумных рисунков, которые доставляли ему столько неприятностей от администрации средней школы Квари Бэнк.
Но иногда истинные чувства Джона все же открывали публике его лучшую сторону. Как он сам сказал несколько лет спустя, «это чертовски трудно, когда ты Цезарь и все говорят, какой ты великий и несут тебе любое барахло и любых девиц, пробиться через это и крикнуть: «Я не хочу быть королем! Я хочу быть НАСТОЯЩИМ!» Но до конца Битломании Джон, фактически, именно это и говорил.
