Пит Шоттон - Джон Леннон в моей жизни
На мою беду, энфилдский священник решил возразить против создания столь сомнительного заведения по соседству с его церковью. «Тогда давайте заключим сделку, — сказал я. — Я не буду вмешиваться в ваш бизнес, если вы не будете вмешиваться в мой. Каждое воскресенье мое заведение будет закрыто, если вы обещаете не проводить службы в остальные дни недели.»
Хотя мои замечания вызвали несколько смешков на зрительской галерке, судья отнюдь не был восхищен ими и резко отверг мои возражения. В итоге, я вернулся на исходную позицию за одним небольшим исключением: я успел истратить большую часть из двух тысяч Джона. Это последнее, весьма постыдное признание Джон воспринял с веселым хохотом. «Ё… в рот, — покатился он со смеху, — будь у меня два куска в кармане, я бы сделал то же самое!» Мы еще немного посмеялись над этим и тут он снова стал серьезным. «Теперь слушай, Пит, — сказал он. — Все эти дни я буду очень занят. Со всего света на нас сыплются кучи денег. Ну почему бы тебе не найти что-нибудь хорошее?»
«Что ж, — кивнул я, — мне по-прежнему нравится идея тотализатора.»
«Да плюнь ты на него! Не страдай х…ей! Найди себе что-нибудь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хорошее.»
«А что ты подразумеваешь под действительно хорошим?»
«Слушай, мне плевать, что это будет и сколько на это понадобится. Это не важно. Найди себе хороший бизнес, для которого понадобится куча денег — и когда найдешь то, что тебе ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понравится, прибери его к рукам.»
На этот раз я понял его лучше, и не стал возражать, или, наверное, правильнее было бы сказать, что ошеломляющий карт-бланш Джона буквально лишил меня дара речи. Это было столь же невероятно, как и возможность открыть тотализатор полгода назад. Благодаря феноменальной щедрости Джона я почувствовал, что меня неожиданно забросило на такую высоту, которую большинство обычных смертных может надеяться достичь только после упорной многолетней борьбы.
Когда я наконец смог говорить, наше рандеву пошло почти точно по рельсам последнего «заседания у Мими». Мы опять досидели до рассвета, и снова Джон вдруг вспомнил, что на утро у него намечено дело (на этот раз — радио-концерт в Манчестере). Только на сей раз Джон — к великому ужасу педантичного Эпстайна — все-таки опоздал на выступление.
«За это Брайан как следует надавал мне по шее», — усмехнулся Джон, вспомнив об этом при нашей следующей встрече.
Пока я продолжал поиски подходящего и привлекательного бизнеса, БИТЛЗ собрались в свое первое турне по Штатам. Там, по мнению Джона, все аспекты безумия вокруг БИТЛЗ были увеличены и умножены просто до сумасшедшего масштаба. Во время одного из полетов над бескрайними просторами Америки, например, один говорливый техасский магнат предложил ему 3 млн. долларов за исключительное право создать по всем Штатам вагончики с «битл-булочками». И хотя Джон не считал, что «битл-булочка» звучит очень аппетитно, он кивнул в знак согласия, и этот жирный толстосум предложил пробную партию. «За такие деньги мне уже все равно, КТО использует наше название», — признался позднее Джон. Однако, Брайан Эпстайн наложил на битл-булочки свое вето из-за их плохого вкуса и качества.
Не только деньги текли к БИТЛЗ в Америке с фантастическим изобилием, столь же обильным был и секс Битлов. Джон как-то похвастался особенно ярким воспоминанием о вечеринке, на которую он и его коллеги были приглашены в качестве почетных гостей и где их одежда была буквально сорвана с них. «Весь дом был полон старлеток и модисток — самых фантастично выглядящих девиц, каких мне доводилось видеть. Я просто не мог спокойно смотреть на них! Я схватил одну и вые…л ее под лестницей, потом другую — в спальне, потом третью — в ванной, потом еще одну — на полу в кухне. Это была какая-то фантастика! Ничего подобного я прежде не видел — и это продолжалось всю ночь. Всего я «натянул» семерых.»
Если у меня и были какие-то сомнения по поводу желания всех тех девиц переспать с Битлами, то они были быстро забыты, когда я принялся читать письма фанов, адресованные Джону. Обычно каждый день он получал, по крайней мере, один большой мешок писем со всех концов света. Для того, чтобы прочесть их все, не говоря уж о том, чтобы ответить, понадобился бы целый штат сотрудников, но нашей любимой забавой в дни посещений его дома было устраивание «веселых нырков» в ежедневный мешок с почтой Джона. Поразительное большинство писем, извлекаемых нами наугад, содержало недвусмысленные предложения от юных поклонниц. Помимо своих телефонных номеров, многие из них прилагали снимки в изрядно обнаженном виде. И некоторые из них, по нашему обоюдному мнению, выглядели исключительно аппетитно.
«Так какого же х…я ты здесь сидишь, — удивился я, — когда все эти пташки там ждут — не дождутся, чтобы раздвинуть для тебя свои ножки в любую минуту? Как ты можешь спокойно сидеть дома и глотать свой чай?»
«А-а… Их всегда полно, — возразил он. — Они есть всегда, везде и повсюду, где мне только захочется этим заняться. Я просто надеюсь, что мой х… выдержит все это — и всё!»
«Так слушай, Джон, — сказал я. — если ЭТИ тебе не нужны, может, я мог бы подкатить к ним и сказать: «Извини, милашка, Джон приехать не смог, но, может, и я на что сгожусь?»
«Пошел ты на х…, — рассмеялся он, — я тебя на свою беговую дорожку не пущу!»
Джон и на самом деле никогда не откликался на такие письма, сколько бы соблазнительным ни было предложение. Попав под давление битломании, он быстро спрятался под своего рода защитный панцирь: он не проявлял никакой инициативы с незнакомцами — настолько, что даже не хотел взяться за телефонную трубку. В те дни все само шло к нему, а иначе ему было плевать. Кроме того, похоже, он оставлял дань увлечениям молодости для турне и более-менее входил в роль семейного человека во время передышек между ними. Но это не означает, что в 1964 или 1965 годах возможность видеть семью представлялась ему часто, ибо БИТЛЗ почти непрерывно были «в бегах».
Как бы то ни было, Джон на том этапе своей карьеры смотрел на фанов просто как на толпу визжащих идиотов и отнюдь не тех, с кем он хотел бы провести день, конечно, кроме случаев, когда они, девушки, сами бросались в объятья.
Впечатление было такое, что Джон воспринимает свой феноменальный успех, как нечто естественное, словно все происходившее с ним уже давно было запланировано. Во всяком случае, он сказал мне, что «все эти деньги и слава ничего не меняют, если каждое утро я по-прежнему должен вытаскивать себя из постели, умываться, бриться, натягивать свой ё…й костюм и заниматься х…ей, как и все остальные. Сколько бы у тебя не было денег, от этого не избавиться».
