Николай Попель - Танки повернули на запад
С каким упорством тупоносый ястребок стремится избежать посадки в расположении немецких танков! Но высота все меньше и меньше... Огня не видно. Только в последнюю секунду из-под крыла вырвался клок дыма. Не дотянул. Грохнулся перед головными "тиграми". И они в упор, метров с пятидесяти, будто балуясь, расстреливают его.
А другой, пылающий, как промасленная пакля, упал перед оврагом. Из него выскочила фигурка и быстро-быстро поползла в нашу сторону.
Плотный, коротконогий летчик с пистолетом в окровавленной руке встал перед Катуковым. Сквозь дыру комбинезона виднелась волосатая грудь. У колен болтался большой планшет на длинном ремешке.
- Сбил два "юнкерса"... И сам хлопнулся... Стрелок-радист убит. Фамилия его была Варфоломеев, двадцать второго года, воронежский. Третий день на фронте... Прошу, товарищ генерал, машину до аэродрома. Еще сегодня летать должен!..
Верхняя губа летчика с тонкими усиками едва заметно дрожит.
На смену одним истребителям и штурмовикам прилетали другие. Авиация наша старалась очистить небо от "юнкерсов" и "фокке-вульфов", прикрыть свои танки. Если бы не она, положение бригады Горелова было бы совсем плачевным. Горелов оттянул на себя силы противника, превосходящие его не менее чем вдвое. Он точно нацелил фланговый удар, сорвал прорыв "тигров" в глубину, связал их боем. Но преимущество внезапности иссякало. В дыму и пыли схлестнулись два танковых потока. Немцы теснят контратаковавшую их бригаду, пользуясь численным перевесом, норовят зажать ее в клещи.
Катуков торопит по рации "Сто первого - винта" - Бурду, по телефону узнает от Шалина обстановку на других участках. Немцы нанесли удар по нашему правому флангу, как видно, хотят, чтобы мы перебросили часть сил с обоянского направления. Шалин считает, что из-под Обояни нельзя взять ни одного танка, ни одного солдата. Катуков согласен:
- Пусть отбиваются сами. В крайнем случае, самом крайнем, направить авиацию... Нет, немного, совсем немного. Все решается здесь...
В нашем окопе произошло территориальное размежевание. Правее березы - мы с Михаилом Ефимовичем, наша рация, телефонисты; левее - Бабаджанян, Богомолов и их "хозяйства".
В окоп тяжело сваливается солдат в шинели. Пуля порвала ему щеку. Не может говорить, мычит и трясет парусиновой полевой сумкой. Вероятно, ему нужен Бабаджанян. Увидев командира бригады, шатаясь, направляется к нему, подает сумку, сам бессильно опускается на землю. Армо нетерпеливо вытряхивает сумку. На дно окопа летят карандаши, кусок мыла, затрепанные конверты, алюминиевая ложка, кусок хлеба, звездочка от пилотки. Все это не то. Ага, вот - тетрадная страничка, исписанная круглым почерком Кортылева. Прочитав, Бабаджанян протягивает ее мне.
Батальон Кунина отбил сильную атаку пехоты противника. Кунин ранен. Вынести невозможно. Кортылев принял на себя командование батальоном.
- Справится ли Кортылев? Нэ Наполеон, - Армо на секунду задумывается и тут же успокаивает себя: - А кто Наполеон? Я - Наполеон? Наш "приписник" - мужик смелый...
Катуков по радио уточняет последние детали с Бурдой. Потом переключается на Горелова:
- Держись, Володя. Александр вступает, Армо поможет.
Михаил Ефимович махнул рукой на позывные, не замечает укоризненного взгляда радиста. Он называет командиров бригад просто по именам.
Час назад Горелов, оттягивая немцев от Обоянского шоссе и таким образом спасая командный пункт Бабаджаняна, предпринял контратаку во фланг противнику. Теперь Бурда, выручая Горелова, наносит новый удар по гитлеровцам. Танки наступают при поддержке штурмовиков. Но успех не сразу склоняется на нашу сторону. "Тигры" и "пантеры" не привыкли отходить. Делают они это медленно, неуступчиво, бешено отстреливаясь из пушек и пулеметов.
Наконец наступает подходящий момент для контратаки батальонов Бабаджаняна. И как раз в это время отказывает связь. Рации не отвечают, телефонный провод порван. Лицо Армо бледнеет - становится серым. Закусив губу, он вполголоса шепчет ругательства. Потом, не сказав никому ни слова, азартно карабкается на березу. Ветки наклоняются в окоп, листья задевают лица. Катуков, не выпуская из рук телефонную трубку, следит глазами за комбригом.
Шалин сообщает, что атака на правом фланге отбита, вся авиация снова будет работать на нас. Так распорядился Хрущев.
Но и немцы подбросили истребителей и пикирующих бомбардировщиков. Фугаска падает неподалеку. И следом за ней летит сброшенный с дерева воздушной волной Бабаджанян. Когда его пытаются втащить в окоп, он громко стонет.
- Нет, нэ ранен... Ногу вроде сломал. Кто-то кричит вниз, в овраг:
- Старшего лейтенанта Капустянскую к командиру бригады!
Армо лежит на спине и негромко разговаривает, будто сам с собой. После каждого слова закусывает бескровную нижнюю губу.
- Зачем Капустянская? Фельдшера нет?.. Очень сумасшедшая женщина... Суется, куда и мужчинам не обязательно...
Вдруг, будто вспомнив что-то дурное, Бабаджанян морщится, стонет.
- Ах, Кортылев, Кортылев...
- Что с ним? - спрашивает из окопа Катуков.
- Ничего. Это и плохо, что ничего... Сосед его капитан Геллер повел свой батальон в атаку, а Кортылев не поддержал... Ведь видит - немец дрогнул...
Капустянская прервала командира бригады:
- Товарищ подполковник, разрешите санитарам унести вас?
- А если не разрешу?
- Унесут без разрешения.
Снова лаконична и неумолима.
Солдаты легко поднимают тощего подполковника и осторожно несут его вниз, на дно оврага.
Катуков, от злости ломая карандаш, пишет резкую записку Кортылеву, приговаривая что-то насчет политработников, которые сильны поговорить, а вот когда надо действовать...
- Не увлекайся, - останавливаю я его, - и не всякий строевой командир, вдруг получив батальон, сообразит, как поступить при такой обстановке...
Но и мне самому не по себе из-за явной оплошности Кортылева. Дойдет ли до него, наконец, мысль о том, что личной смелости и навыков партийно-политической работы сейчас недостаточно. Необходимо умение воевать.
Когда связь с батальоном была восстановлена, я услышал голос Кортылева:
- Приказание получил, понял. Все понял, выполняю...
"Все ли?" - подумалось мне.
Вскоре Горелов доложил о том, что гитлеровская атака отражена. Вместе с Бурдой он преследует отходящие фашистские машины.
Батальон Геллера потеснил немецкую пехоту. Кортылев тоже сумел продвинуться.
Это была небольшая победа, и мы ее не переоценивали, не сомневались, что гитлеровцы, наскоро перегруппировавшись, успеют засветло предпринять еще не одну атаку. И все-таки это был успех. Противник, намеревавшийся только лишь наступать и неплохо к тому подготовленный, вынужден был, несмотря на свое превосходство в танках, откатываться назад. Превосходство это таяло на глазах. Его сводили на нет снаряды иптаповских пушек и "тридцатьчетверок", мины, поставленные саперами, и гранаты, брошенные пехотинцами.
