Александр Родимцев - Твои, Отечество, сыны
— Что ж, Костя, парень ты, вижу, бравый. Хорошо, получай автомат и помни, какое доверие оказывает тебе Родина.
Он бережно принял автомат, сдернул шапчонку, наклонился и поцеловал его.
Но если Костя действительно отлично знал оружие, этого нельзя было сказать о многих, которые пришли к нам. Трудно было этим товарищам в бою: им приходилось учиться на поле сражения.
Две недели сравнительного затишья, и бригада доукомплектована почти до штата; сколочены в боевом отношении батальоны; назначены из местного партийного актива политработники; из резерва армии прибыли командиры взводов и рот.
Из-за реки Сейм темными осенними ночами к нам прорывались группы солдат, выходившие из окружения. Среди них было много украинских коммунистов, и почти все они свято сберегли свои партийные билеты. После проверки их зачисляли в состав бригады, которая вела боевые занятия, используя каждый свободный час.
В селах, где мы стояли, люди просили только об одном: не уходите. Местные власти и крестьяне обеспечивали нас продовольствием сверх всяких норм. Бойцы и офицеры были окружены вниманием и заботой населения. «Не уходите, родные…» Я постоянно слышал этот шепот, мольбу, крик. Но мы — солдаты, и обязаны подчиняться приказу. Мы снова и снова снимались и молча шли на восток.
В начале октября, в осеннюю распутицу, когда, как говорится, разверзлися хляби небесные, когда проселки превратились в сплошную бесконечную трясину, мы за день совершили бросок более чем в сорок километров и заняли оборону от Коренева до села Снагость.
Утром 13 октября к домику, в котором я остановился, подкатила повозка. В комнату вошли двое: рослый седой старик в поношенном пальто и примятой шляпе и сравнительно молодой мужчина в кожаной куртке и высоких сапогах. Они отрекомендовались: секретарь райкома Федоренко и председатель колхоза Сидорчук.
Я взглянул на их документы и пригласил гостей к столу. Они сняли фуражки и присели напротив меня. Лица их были усталы, глаза красные от бессонницы.
— Не думал я, Александр Ильич, — сказал Сидорчук, — что вы нас так сразу и примете…
— Как видите, у меня даже нет приемной. Так что посетителям негде ждать.
Сидорчук улыбнулся.
— Верно. Однако у вас достаточно и своих дел.
— Мы с вами коммунисты, товарищ Сидорчук, и каждое ваше дело — одновременно и мое дело.
Председатель наклонил голову:
— Отрадно слышать хорошие слова.
Федоренко заговорил озабоченно:
— Что делать, Александр Ильич, — дайте совет, и мы вас послушаем… У нас около 500 тысяч пудов зерна, это семенной фонд колхозов. Много скота… Сельскохозяйственные машины. В магазинах на два миллиона рублей ценных товаров… Куда все это спрятать, как уберечь? Насколько нам известно, вы этой ночью уйдете на восток. Неужели такое богатство должно остаться немцам? Помогите нам отправить скот, зерно, товары в тыл!..
Я невольно задумался: что им ответить? Конечно, я должен был сказать им только правду, как бы она ни была горька.
— Хорошо, товарищи, куда же мы отправим это богатство?
Они переглянулись. Федоренко нахмурил седые брови.
— Вы — человек военный. Вам это лучше знать.
— Я говорю с вами чистосердечно: сегодня мне приказано занять оборону в районе Липовца. Это, примерно, семьдесят километров отсюда на восток. Вы представляете. Семьдесят километров!
И снова они переглянулись. Бледнея, Федоренко сказал:
— Мы ничего не успеем сделать. Даже если бы вы помогли.
— Не подумайте, что мне легко, товарищ Федоренко. Но единственный выход в данной ситуации — уничтожить все.
Секретарь райкома уронил седую голову на грудь:
— Уничтожить!.. Это, Александр Ильич, просто сказать. Мы ведь своими руками все наживали, по зернышку собирали такое богатство, а теперь… уничтожить! Скажите, заметили вы прошлой ночью в селе, на огородах, людей? Мы-то их заметили. Женщины, дети, старики и старухи таскали на поля, на огороды муку в ящиках, зерно и зарывали в землю. Многим из них помогали ваши солдаты. И это понятно: все с нашей отступающей армией не уйдут. Кто-то останется, и нужно будет чем-то жить. Вот они и делают запасы. Что ж, они их наживали. Пусть берут… Однако что делать с нашим семенным фондом? Полмиллиона пудов! Сжечь…
Он вдруг затрясся от рыданий.
— Да, только сжечь.
Мы простились на крыльце. Где-то неподалеку равномерно выстукивал очередь пулемет. Сеял дождь. У домика покачивался на ветру фонарь, и стекла его были заплаканны.
Я не ожидал, что через сутки еще раз встречу Федоренко и Сидорчука. Они не ушли в Коренево. Не успели. Я сам вручил им автоматы и позже видел обоих в боях.
…По данным штаба 40-й армии нам было известно, что войска противника заняли Глухов, Крупец, Рыльск и форсировали реку Сейм. Их мотоколонны двигались в направлении Льгов — Курск.
С вынужденным отходом наших войск в глубь страны, как и недавно при вражеской осаде Киева, среди местного населения стали распространяться самые фантастические слухи. Некоторые из них вызывали у бойцов только усмешку. Другие заставляли призадуматься. Третьи настораживали, будили ярость и гнев.
Дряхлая старушка, которой удалось каким-то чудом выбраться из Глухова, клялась, что видела рогатых немцев.
— Это в каком же смысле бабушка, рогатые они? — допытывался смешливый солдат.
— А так, сыночек, и есть: рога, будто у барана, и назад торчат!
— Значит, в сторону Германии?
— Истинно, сынок!
— Дело понятное, — шутил солдат. — Там ведь, в Германии, женки этих фрицев остались… Поняла, бабуся?
Молодой учитель рассказывал, что в Глухов прибыл какой-то помещичий отпрыск и заявил о своих правах на землю. Этого отпрыска ночью пристрелил кто-то из местных партизан, но в обозах немцев следовали десятки белоэмигрантов, они становились комендантами городов, начальниками полиции, агентами гестапо и без разбора мстили населению, не жалея ни женщин, ни детей.
Это уже было похоже на правду. По крайней мере, мы имели сведения, что в Конотопе в гестапо рьяно подвизалось отребье белогвардейщины и кулачья, а в наших западных областях помещики снова устанавливали барщину.
Один офицер уверял меня, что вслед за войсками противника движется целый сонм попов. Я не поверил: этим ли еще ввязываться в войну? Но 20 октября в Липовце, что юго-западнее Курска, комиссар Чернышев сообщил мне новость. Наши разведчики, возглавляемые лейтенантом Яровым, задержали священника с крестами в мешке и с пистолетом за поясом брюк.
Озадаченный, я приказал вызвать Ярового. Он явился через пятнадцать минут, бросил на скамью увесистый вещевой мешок:
