Дмитрий Собына - Непокоренный «Беркут»
– Наверно и нас сейчас где-нибудь в угол засунут, – пробубнил Голиков, смотря, с каким выражением лица взяла его куртку гардеробщица. Но его слова не подтвердились. Сначала они зашли в туалет; после Грушевского все было непривычно: душистое жидкое мыло и ветродуйка с теплым воздухом, чистый унитаз, на котором нет следов грязных ботинок, и белый бачок, не залапанный черными от сажи руками.
– Я бы здесь и жить остался, – пошутил Иван, отмывая горячей водой лицо и шею от копоти. Чисто вымытые, с новенькими карточками, бойцы разбежались по врачам.
Иван сидел напротив терапевта, который внимательно рассматривал его флюорографию.
– В легких нет хрипов, снимок чистый, но дыхание тяжелое. Бронхит. Вам надо полежать и теплое питье, – порекомендовал доктор, что-то записывая в карточке. Журба усмехнулся своему неизвестному отражению в зеркале, висящем за спиной врача. На него смотрело совсем незнакомое лицо – красные, воспаленные глаза с черными кругами, непонятно – или от недосыпания, или от сажи, висящей постоянно в воздухе, впавшие щеки с трехдневной щетиной, резко очерченный нос. Можно прямо из кабинета на съемочную площадку, кино про каторжан снимать.
– И не надо ухмыляться. Здоровье ни за какие деньги не купишь, – сделал замечание медик, истолковав улыбку милиционера по-своему.
– Спасибо доктор, – поблагодарил Иван, выходя из кабинета. Достав телефон, он набрал номер фельдшера.
– Вань, ты в поликлинике побудь. Мы Макса в госпиталь повезли, – быстро протараторив слова, медик отключился.
– Хорошо, – ответил Журба в трубку, из которой уже раздавались гудки.
Спустившись вниз, в холле он забрал свою куртку, сиротливо висевшую в углу, и, усевшись на стул, рассматривал посетителей поликлиники. Интересно было видеть женщин в легких норковых полушубках, на высоких каблуках, громко цокающих по полу. Интеллигентного вида мужчина в длинном пальто с портфелем в руках, спешащий по своим делам. Все это было как-то чуждо ему, в то время, когда его товарищи глотают дым покрышек и падают под градом камней, здесь спокойная, тихая, сытая жизнь. Наверное, так же себя чувствуют солдаты, вернувшиеся с войны, попадая в мирное время, они не могут понять его. Входные двери открылись и на пороге возникла более понятная Ивану картина. Пятеро вэвэшников, такие же, как и он грязные, зашли в вестибюль поликлиники, удивленно осматриваясь по сторонам. Иван их понимал.
– Стойте здесь, – сказала им немолодая женщина, которая их привела, а сама пошла наверх.
– Можно? – спросил один из срочников, указывая на пустой стул около Ивана. Возле Журбы никто не рисковал садиться что, учитывая исходящий от него запах гари и внешний вид, не удивительно.
– Конечно, садись.
Остальные товарищи сидящего возле Ивана солдата собрались у окна, что-то негромко обсуждая между собой. Вэвэшник, сидевший рядом, молча достал телефон и просматривал фотографии. Руки у него были грязные, сбитые на косточках, с черной окантовкой вокруг ногтей. Судя по его внешнему виду, за спинами товарищей не прячется. Периодически то один, то другой солдат захлебывался громким кашлем, выворачивающим все внутренности.
– Ребята! Сдаем куртки, поднимаемся! – негромко крикнула женщина, сопровождавшая солдат. Дружной стайкой они проскочили к гардеробу, сдавая куртки, после чего, построившись, пошли вверх по ступенькам. Иван откинулся на спинку стула и расслабленно закрыл глаза. Спокойная, умиротворяющая обстановка расслабляла. Нервное напряжение прошедших дней отпускало. Он даже немного задремал. В кармане раздался звонок телефона.
– Выходи! Мы уже подъехали, – позвал фельдшер. Назад возвращались уже без Голикова. Дрошенко все так же отрешенно смотрел в окно. Иван уже знал со слов фельдшера, что Анатолию поставили диагноз – вывих, посоветовали мазать мазью, чем он был очень расстроен.
– Что с Максом? – спросил Иван.
– В госпитале немного полежит, – ответил водитель. Возле окна тяжело вздохнул Дрошенко.
– Почистят, зашьют руку, будет как новенький, – улыбаясь, поддержал водителя фельдшер. Проехав перекрывающих дорогу возле Кабмина вэвэшников, заехали на территорию, где стояли автобусы «Беркута». Иван вышел из машины и в груди неприятно защемило. Так захотелось обратно, где чистый снег, а в воздухе не летают хлопья сажи, нет постоянного грохота – туда, где живут обычные люди. Настроение сразу пропало, исчезло ощущение какого-то праздника в душе. Поблагодарив фельдшера и водителя, боец молча пошел в автобус, кутаясь в свою грязную куртку.
Грохот по крыше автобуса мешал хоть немного подремать после смены. Казалось, что кто-то большими пригоршнями сверху сыпет горох на крышу автобуса, бросая то меньше, то больше. На улице шел дождь вперемешку с ледяной крупой и резкие порывы ветра бросали его, гремя по железной крыше и окнам. Лишний раз выходить на улицу никто не рисковал. Сегодня Иван чувствовал себя гораздо лучше. Температуры, которая держалась четыре дня подряд, уже не было дня два, и сухой лающий кашель, разрывающий грудь и горло, понемногу стал проходить. Легче стало после того, как он два дня провалялся на базе, глотая пригоршнями таблетки и запивая их микстурой, которую дал фельдшер. Когда Иван вернулся назад на Грушевского, то с удивлением заметил, что возле баррикад стало спокойнее. Установилось негласное перемирие; радикалы не трогают нас, а мы не трогаем их, на том и порешили. После того как противостояние успокоилось, зазор между сменами сделали не два часа, а четыре и теперь можно спокойно отдохнуть и заняться своими делами. Через день в ночь отпускали на базу, в общежитие, где можно помыться и постирать вещи, выспаться, вытянувшись во весь рост на кровати. Иван никогда не думал, что спать на кровати такое блаженство, но после автобуса он это понял. Журба ногой задел Гену, который, мучаясь от грохота, вздыхал и ворочался на сидении. Он открыл глаза и сразу спросил:
– Пошли в столовую, в Кабмине по пирожному с чаем слопаем? Что-то сладенького захотелось.
Журба посмотрел в окно. Дождь вроде немного утих.
– Погода мерзкая, не хочется и выходить лишний раз В животе предательски заурчало.
– В принципе – если пробежаться, давай сходим, – согласился Иван.
– Пойдешь в столовку в Кабмин? – поинтересовался Гена у Одаса.
– Пойду. Там не дорого? – заволновался Игорек.
– В таких заведениях дорого не бывает. Притом, мы много набирать не будем – по пирожному и чаек, – успокоил его Гена.
– Тогда пошли. Печку выключить или пусть дует? – поинтересовался у остающихся в автобусе товарищей Игорь.
– Пускай дует, – крикнули ему в ответ.
– Пар костей не ломит, – сказал пословицей Саркис, как всегда зависший в своем телефоне.
На улице было сыро, мелкий дождь и ветер быстро выдувал тепло. Под ногами был сплошной лед, и друзья, стараясь не упасть, осторожно поплыли к высоким дверям Кабмина. Во дворе все было посыпано солью, можно было идти, не боясь поскользнуться. Быстро проскочив двор, не привлекая лишнего внимания, милиционеры зашли в столовую.
– Смотри! Кое-кто уже жирует, – сказал Гена, показывая в сторону Каустовича и еще нескольких бойцов, сидящих за столиком. Увидев друзей, Леха заулыбался и приветливо помахал им рукой. Очереди не было, поэтому быстро выбрав, кто что хотел и, оплатив на кассе, милиционеры уселись за стол, застеленный белоснежной скатертью. Гена, запихиваясь пирожным, с полным ртом сказал:
– Вкуснотища. Я, наверное, схожу еще одно пироженко возьму.
– Возьми, возьми, маленький. Улыбающийся Одас, не скромничая, рассматривал девушку, сидящую за соседним столиком. Она, смущаясь под беззастенчивыми взглядами Игорька, краснея, быстро доедала салат.
– Игорь! – стукнул по ноге Иван. – Ты в ней сейчас дырку прожжешь. Нас из-за тебя сюда пускать перестанут.
– Я любуюсь красотой, – громко, так, чтобы слышала девушка, сказал Одас.
– Куда они денутся. Пускать не будут. Кто еще их черствые пирожные есть будет, как не он? – полушепотом добавил Игорь, кивая головой в сторону подошедшего к столу Находько.
– Хорошие пирожные, – стал на защиту Гена, ставя на стол тарелку с бисквитами.
– Ты же сказал одно? – улыбаясь, обратил внимание на непомерный аппетит друга Иван.
– Не смог удержаться. Вот это я еще не пробовал. Женщина на кассе сказала, очень вкусное.
– Быстро разжиреешь, если будешь столько сладкого есть, – предупредил Одас.
– Позанимаюсь в спортзале лишние полчасика и все калории вылетят, – беспечно ответил Гена.
Объект наблюдения Одаса быстро допила сок и, схватив сумочку, выскочила из столовой.
– Эх, ушла, – расстроено сказал Игорь. Посидев еще минут десять, подождав, пока Гена доест, милиционеры вышли из столовой. Сзади их догнал Каустович.
– Вы к автобусам? Гена кивнул головой.
Уже спускаясь вниз в сторону выхода из Кабмина, Журба заметил знакомое лицо, промелькнувшее навстречу.
