Александр Ширвиндт - Проходные дворы биографии
Киса!
Какая же ты глупая девчонка! Взяла и заплакала тогда, и отвернулась, и ничего не сказала. У меня прямо сердце оборвалось, а тут еще, как назло, нянька долго не шла, я прямо измучился. А оказалось, что ничего, а я уже передумал все, от самого худшего до пустого. Ты, пожалуйста, не делай так больше, а то отец у него будет сердечник.
Выглянь в окошко. Так глупо разговаривать через 4 этажа с улицы, с народом, мамой и так далее. Так хочется тебе сказать много разного ласкового и хорошего, а получается какое-то глупое мычание и шаблонные крики. Ты меня понимаешь?
Целую! Иду!
* * *Телеграмма из Свердловской области
Желаем Раисе Самойловне и Наташеньке воспитать нам Мишеля достойным своего уникального отца.
Эфрос, Колеватов, Гиацинтова, Барский, Ларионов, Колычев и другие. Всего 74 подписи.
Письмо из Кустаная, 1959 год
26 января
Кис мой! (Хотел написать «жена моя» – раздумал: плохо звучит.) Это я!
Город, если это можно назвать городом, Семиозерск. Прямо с поезда – на автобус и за 160 км от Кустаная – сюда. Поместили в курной избе – называется гостиница. Паровое отопление находится рядом с баней (бывший предбанник) – духота страшная, кромешный ад. Живем все в одной комнате, по команде отворачиваемся друг от друга.
Да! В Челябинске стояли целый день. Ходил по городу, нашел Возженникова, Стегачеву и Левита[41] (помнишь их?). Провели целый день вместе. Вечером смотрел «Почему улыбались звезды». Спектакль средний, но Володька (играет главную роль) очень мил, а Галка в эпизоде просто хороша. Играют много, разное, тоскуют по Москве. Вечером, к отъезду поезда, все прибежали на вокзал – с шампанским, апельсинами, коньяком. Сидели с нами, прощались. Ты даже не представляешь, как это было хорошо и искренне. Все наши даже притихли, наблюдая эту сцену прощания. Да! Ничего нет лучше студии и настоящей старой дружбы. Вдруг через два-три года встречаешься совершенно случайно, и как радостно. Какие близкие, оказывается, эти люди, с которыми, может быть, в студии и не очень-то был близок.
Все ахали над Мишкиной карточкой. Я прослезился и обещал заехать на обратном пути.
Киса! Ты, наверное, не понимаешь еще этого, но поймешь вскоре. Прелестно и грустно.
Вчера провели первый концерт здесь, в Семиозерске, в нашем подшефном районе. Был успех. Сегодня утром поехали в лес, фотографировались. Погода совершенно изумительная – солнце, ни ветерка, и кругом, насколько хватает глаз, – снег, снег, снег. Будем до 1 февраля жить здесь, в Семиозерске, и выезжать в окружные совхозы. Сегодня у нас два концерта. Потом поедем в другой район и там будем дней десять.
Писать тебе буду редко, ибо неоткуда отправлять письма, из совхозов они идут по 10–15 дней. Ты мне пиши на Кустанай, до востребования – я буду там 1-го числа, и ты должна мне к этому времени дать полный отчет московских событий. Я скучаю по дому, тебе и Мишке. Крепко вас целую и люблю.
Если удастся, то позвоню когда-нибудь вечером.
P.S. Кися, ты ценишь, что я не написал ни полслова о резине, гараже.
* * *Письмо Наталии Николаевны
Начало письма не сохранилось
…Очень не хочется держать Мишку в Москве весь май и июнь, а без меня на даче он жить не может, так как все врачи в один голос говорят, что его обязательно надо кормить, хотя бы несколько капель в день, как лекарство. Это предохраняет от всех заболеваний. Поэтому я думаю делать диплом до мая, потом уехать на дачу, с осени опять диплом и в ноябре-декабре защищать. Как ты на это смотришь?
И потом я боюсь просто не вытянуть до июня, ведь работать придется не меньше десяти часов в день. И если бы я спала ночью, а так очень трудно, и буду совсем психом.
Напиши скорей свои соображения по этому поводу, а то это надо решать немедленно. Или просто и откровенно оставаться на второй год. Но это, по-моему, хуже, да и на следующий год будет совсем другая программа.
Мишка лежит чистый и сытый, в благодушном настроении, и даже дал свою лапу, чтоб послать папе.
Он сидит почти без поддержки, но я долго не разрешаю, только на минуточку.
Вчера надела ему башмачки и держала под мышки так, чтобы ножки касались пола. И он (вот что значит инстинкт!) стал перебирать ножками, как будто идет.
Целуем тебя крепко-крепко. Очень скучаем. Ждем.
Твои
Письма из Саратова и Куйбышева, 1959 год
Жена, Киса, как обещал, пишу в первый вечер. Доехали хорошо, только жарко. Квартирка вонючая, но отдельная: три комнаты, есть ванна и газ и даже телефон. Есть еще хозяин – одинокий еврей-пенсионер. Денег у нас нет, поэтому решили питаться дома – завтра первая проба – Колычев будет варить обед из принесенных утром Вадюшей Жуковым продуктов с рынка, я мою посуду и накрываю на стол. Юрка обещался сварить щи и картошку с мясом – ходит гордый, а мы дрожим и с ужасом ждем завтрашней трапезы. Есть холодильник – это счастье. Готовим лед и сосем его. Сегодня жара 34 градуса – завтра еще больше, говорят. Соскучился уже по вам с Мишкой – а ведь еще долго…
16 июля 1959Кися, родной мой, это я! Сегодня 16 июля – от тебя ни одной строчки. Звонил папе, он сказал, что ты должна быть в Москве 15-го. Ждал твоего звонка до 3-х часов ночи, но, увы! Ребята успокаивали, говорили, что в Москве 35 градусов и ты побоялась везти Мишку, но почему же ни одной строчки? Я страшно волновался, все время мерещится: что-то случилось, а от меня скрывают – как же тебе не стыдно? Ты разлюбила меня? Но как мать моего ребенка ты обязана сообщать мне о его здоровье.
Жара и духота здесь совершенно страшные – все время 35–40 и пыльный, раскаленный город. Играть немыслимо – Волга не спасает, ибо после нее еще страшнее возвращаться в город.
Скоро мой день рождения – опять вдали от всех вас! Грустно! Хожу в скверы и ищу Мишкиных ровесников – черненьких и упрямых. Очень соскучился по нему, просто очень.
Вчера Юрка ровно час разговаривал по телефону с Лидкой, а я лежал и завидовал.
Живем мы у очень милого старого еврея, который в нас души не чает и бегает за молоком, несмотря на свои инфаркты.
Как никогда, ощущаю себя здесь одиноким – снятся дача, прохладный «верх», бадминтон и ты – нежная, ласковая, не упрямая (почему-то в гастролях ты для меня всегда такая). Старики мои тоже ничего не пишут – забыли. Куда им писать, не знаю. Не забывай их и давай возможность проявлять максимум бабушко-дедушкинских чувств. Будь мудрая и хорошая, как ты умеешь.
Я считаю дни до окончания этой пытки. Проходили мы здесь поначалу очень прилично, но, когда наш «прелестный» репертуар иссяк, Саратов разочаровался. Да вообще надо быть ненормальным, чтобы в этот душный ад сидеть в театре. Весь город в наших афишах и портретах. В витрине ресторана «Волга» стоит огромный портрет твоего мужа из «Романтиков», и вечером моя улыбка освещается висящими прямо над головой неоновыми буквами «Удешевленные обеды». Так что я виден и ночью и днем.
Лидка сказала, что открывается какая-то ярмарка международная, где можно купить что-то интересное. Ты сходи, может быть, тебе что-нибудь понравится из одежды для себя. Купи обязательно. Возьми телецентровские деньги и купи, слышишь?
В Саратове мы до конца месяца – отсюда в Куйбышев я, очевидно, поеду пароходом – 36 часов. В Куйбышеве мы числа до 24–25-го, а потом отпуск дней 35. Так что мы сможем недельку пожить на даче – мне очень хочется!
Пока что в этом пекле я и думать не могу о юге. Но, конечно, это пройдет, если я с недельку поживу в средней полосе. К счастью, я еще не репетирую утрами, хотя много гоняют на шефские концерты. С деньгами у меня более-менее благополучно – была одна передача на телецентре и будет еще одна – ставки на 3.
Очень тронут маминым вниманием – поцелуй ее от меня персонально. Она, очевидно, ко мне относится лучше, чем ты.
Передай привет всем домашним и нильским – Журавлям, Рапопорту, и расскажи Мишке, что папа скучает по нему и просит, чтобы он не забыл отца и узнал бы его по приезде.
Целую крепко.
Твой обиженный, одинокий, бросик-отец-муж
Вырезка из газеты за июль 1959 года:
Романтика наших дней
За прошедшие дни гастролей Московского драматического театра имени Ленинского комсомола саратовские зрители уже увидели целый ряд спектаклей о наших современниках.
Пьеса М. Соболя «Товарищи романтики» – произведение молодое, страстное, подкупающее своей искренностью и лиричностью. Драматурга волнует судьба юного поколения советских людей. Он задумывается над формированием характеров строителей коммунизма.
Тема, на которую много писали, – покорение целины, решается драматургом по-новому, свежо и интересно. Это взволнованный поэтический рассказ о жизни и труде первых целинных добровольцев.
