Александр Бестужев-Марлинский - Знакомство мое с А. С. Грибоедовым
4
Встреча Бестужева с Грибоедовым у Муханова произошла не в августе, а 5 июля 1824 г. (см.: Нечкина, с. 444). Этапы сближения с Грибоедовым отмечены в письмах Бестужева к Вяземскому: «Я познакомился с Грибоедовым, но еще не сошелся с ним, во-первых, потому, что то он, то я здесь не жил, а во-вторых, мне кажется, что он любит поклонение, и бог Аполлон ему судья за сведенье с ума Кюхельбекера: какую чуху, прости господи, напорол он в своей «Мнемозине»! Впрочем, в два или три свиданья наши я видел в нем и любезного европейца, и просвещенного человека – две редкие вещи в одной особе, особенно на Руси. Мы говорили о Вас, любезнейший князь, – и я помирился с человечеством и литературою» (20 сентября); «Грибоедов Вам кланяется, я сегодня его видел… С тех пор как лучше его узнаю, я более и более уважаю его характер и снисхожу к его странностям» (3 ноября); «Грибоедов со мною сошелся – он преблагородный человек…» (12 января) (ЛН, т. 60, кн. 1, с. 224, 226, 228).
5
В черновой рукописи эта фраза несколько откорректирована: «…приезжайте завтра ко мне на квартиру (на новоселье) обедать…» Что же касается проставленных в рукописи инициалов, то они написаны крайне неразборчиво, за исключением – «Ч». По-видимому, здесь имеется в виду Петр Николаевич Чебышев, знакомый Грибоедова, неоднократно упоминаемый в его письмах (ПССГ, т. III, С 138, 155, 160, 238). Ср. в письме А. Е. Измайлова П. Л. Яковлеву от 13 января 1825 г.: «Сегодня буду на литературном обеде у одного мецената со звездою. Это полковник (точнее, подполковник в отставке. – П. К., С. Ф.) Чебышев, иностранный кавалер и российский винный поставщик, приятель Грибоедова, которого первый раз сегодня увижу. Предчувствую, что проведу весело время – будет на обеде задорный польский пес, пудель, Запирашка и пр. и пр. (то есть Булгарин, Греч, А. Бестужев. – П. К., С. Ф.)» («Пушкин. Исследования и материалы, т. VIII. Л., 1978, с. 168, 193. Ср. басню А. Измайлова «Слон и Собака»).
6
По-видимому, имеется в виду В. А. Жуковский, о «германизме» поэзии которого Бестужев писал в журнале «Литературные листки» (1824, Ќ 19—20, с. 34). Дружеские отношения Чебышева и Жуковского подтверждаются запиской последнего (ГПВ, ф. 286, оп. 2, Ќ 166).
7
Намек на отзыв Бомарше о своей комедии «Севильский цирюльник»: «…моя колесница и без пятого колеса катится не хуже: публика довольна, я тоже» (Бомарше. Избранные произведения. М., 1954, с. 276).
8
По-видимому, в эту реплику Бестужев внес личный элемент; по крайней мере, те же слова Байрона (по-английски) он сочувственно цитирует в письме к Н. А. Полевому от 24 февраля 1832 г. Что же касается Грибоедова, то он действительно возмущался таким порядком, когда «мельница дел общественных вертится от вееров»; ср. намеченную в «Горе от ума» тему женского деспотизма, – Ю. Н. Тынянов. Пушкин и его современники. М., 1968, с. 375—379).
9
Очевидно, очерк Бестужева о Грибоедове остался незавершенным. К тому же, предназначая его для печати, ссыльный декабрист был поневоле вынужден не касаться политических тем. Ни слова Бестужев не упоминает в своих воспоминаниях и о знаменитых русских завтраках Рылеева, на которых они часто встречались в 1825 г. Об одном из таких «завтраков» вспомнил в своих мемуарах брат А. А. Бестужева, Михаил: «Особенно врезался у меня в памяти один из них, на котором, в числе многих писателей, были Дельвиг, Ф. Глинка, Гнедич, Грибоедов и другие. Тут же присутствовал брат А. Пушкина, Лев, которого брат Александр в насмешку называл «Блёв», намекая на его неумеренное употребление бахусовой влаги. Помню, что он говорил наизусть много стихов своего брата, еще не напечатанных: прочитал превосходный разговор Тани с нянею, приведший в восторг слушателей.
Помню, как тут же брат Александр и Рылеев просили Льва Пушкина передать брату, не согласится ли он продать им каждый стих этого эпизода по пять рублей для предполагаемой «Полярной звездочки», что впоследствии было утверждено с согласия А. Пушкина.
Помню, как зашла речь о Жуковском и как многие жалели, что лавры на его челе начинают блекнуть в придворной атмосфере, как от сожаления, неприметно, перешли к шуткам на его счет. Ходя взад и вперед с сигарами, закусывая пластовой капустой, то там, то сям вырывались стихи с оттенками эпиграммы или сарказма…» («Воспоминания Бестужевых». М. – Л., 1951, с. 53—54).
