Григорий Мирошниченко - Ветер Балтики
- Я выполнил приказ. Полк сдал Тужилкину.
- Ну и отлично. Теперь поговорим о новых делах. Садитесь.
Преображенский пристроился на кончике стула.
- Вам, командиру полка, надлежало бы не горячиться. Дело в том, что на первый полк в связи с новой задачей нам нужен такой командир, чтобы люди пошли за ним в огонь и в воду. Выбор пал на вас.
- А полковник, который сейчас командует? Разве он плох?
- Командир-то он хороший, - сказал комбриг - но боюсь, что задачу, которую предстоит решить, не выполнит. Идите, принимайте первый полк. Работа, надеюсь, поправит вам настроение. А о задачах поговорим чуть позже. Ждем к себе командующего авиацией из Москвы. Должен прибыть с минуты на минуту.
Командующего авиацией Военно-Морского Флота генерал-лейтенанта авиации С. Ф. Жаворонкова Евгений Николаевич приветствовал у трапа самолета, представившись уже командиром 1-го минно-торпедного авиаполка военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота.
Не дослушав рапорта и давая тем понять, что сейчас не до строгого соблюдения ритуала, Семен Федорович Жаворонков пригласил Преображенского прибыть в штаб минут через десять вместе с комиссаром.
- Садитесь, товарищи, - сказал он с какой-то торжественностью, как только Преображенский с Григорием Захаровичем Оганезовым вошли. - Хочу предупредить вас: об этом разговоре пока никто не должен знать. Экипажам вашего полка выпала неотложная задача и огромная честь: первым бомбить Берлин. Это будет нашим ответом за Москву!
Батальонный комиссар Григорий Оганезов даже привстал, услышав это сообщение. Преображенский замер.
- Давно мечтал об этом, - тихо сказал наконец Преображенский, - Давно! Мы это непременно сделаем, товарищ командующий. Только бомбить придется с другого аэродрома. Отсюда не дотянем!
- Вы опередили мое сообщение, - закуривая папиросу, сказал генерал-лейтенант. - Бомбить Берлин вы будете с другого аэродрома. И немцы должны узнать об этом только после того, как над ними будут рваться наши, советские бомбы.
Из информации Жаворонкова становилось ясно, что только балтийским летчикам сейчас по плечу такая задача. И вот почему.
- В последних числах июля, - говорил командующий, - немцы предприняли массовые налеты на Москву. Верховное немецкое командование хочет перед всем миром продемонстрировать силу германской армии и тем самым подорвать моральный дух советского народа.
Взяв указку, Жаворонков подошел к карте, на которой была нанесена обстановка на фронте.
- Взгляните сюда, - предложил он. - Сейчас заканчивается июль. Противник углубился на нашу территорию в среднем на шестьсот километров. Расстояние от ближнего пункта на линии фронта до Москвы составляет примерно четыреста пятьдесят километров. Линия фронта удалена от Берлина на тысячу километров. И даже больше. Какой вывод сделал Гитлер и его генералы? Вывод очень простой: Берлин для советской авиации неуязвим! Немцам, по-видимому, известно также, что наши Военно-Воздушные Силы имеют на вооружении дальний бомбардировщик ДБ-три. Радиус действия ДБ-три с бомбовой нагрузкой не позволяет нам при нынешней ситуации на фронте произвести ответный бомбовый удар по Берлину с основных тыловых аэродромов. Таким образом, оперативное преимущество в военных действиях против столиц, бесспорно, сейчас на стороне немцев.
Жаворонков последний раз глубоко затянулся папиросой и, притушив ее, повел указку на север, туда, где было обозначено Балтийское море.
- У вас, на Балтике, обстановка несколько иная, хотя тоже не очень-то веселая, - сказал он. - Здесь части восьмой армии удерживают еще северную часть территории Эстонии, а также острова Эзель и Даго. Таким образом, Эзель и Даго представляют единственные места для базирования нашей авиации, откуда мы можем достигнуть Берлина. Согласны, Преображенский? - спросил генерал.
- Продумано, по-моему, очень верно! - ответил Евгений Николаевич.
- Что же касается деталей, - пожимая на прощание руки Преображенскому и Оганезову, сказал командующий, - то прошу соображения доложить утром.
Командир и комиссар, закрывшись в уединенной комнате, занялись подбором экипажей.
Склонясь под зеленым абажуром, они старались предусмотреть все: и будущие маршруты полетов, и время, и противодействие противника, тщательно изучали подробный план Берлина с его огромными пригородами.
С отбором экипажей трудно будет, - советуясь с комиссаром, сказал полковник. - Обид не оберешься от тех, кто останется дома. Законные обиды!
Не дожидаясь утра, Преображенский поспешил к генералу.
- Вот видите, - сказал генерал, - действительно поспешили. Зачем вы поставили себя одним из первых? Это ваша давнишняя привычка. Думаете, что лучше вас никто до Берлина не долетит?
- Да нет, не это, - ответил, смущаясь, полковник. - Я командир полка и должен быть первым. Командир полка всегда должен быть первым.
- Не всегда. Вспомните Чапаева. Он очень точно сказал, где и когда должен быть командир. Вы забываете, что ваш помощник Федоров Кузьма Васильевич не хуже вас летает. Вам нужно руководить полетами. Иногда надо быть впереди, иногда и позади!
Полковник понял резонность требований опытного генерала.
- Прошу вас, товарищ командующий, - твердым голосом сказал он, - не отстраняйте меня. Хочу первым бомбить Берлин! Очень прошу вас. Ведь немцы говорят, что наша авиация вся уничтожена.
- То говорят не немцы, то говорят гитлеровцы.
- Прошу вас, пустите!
- Хорошо. Пойдете первым. На подготовку - три дня. Пусть люди хорошо отдохнут. Учтите, полковник, все трудности такого ответственного полета. Выберите путь к Берлину покороче. В состав группы включайте только лучших летчиков, зарекомендовавших себя.
- Есть! Все учтем.
- Чтоб никого из посторонних на километр до аэродрома не допускали.
- Есть!
В отдельном домике, что стоял в лесу возле небольшой речушки, началась какая-то таинственная жизнь. Домик был едва заметен, никто из летчиков и штурманов не знал еще в точности, какая предстоит работа, но уже Преображенский, Плоткин, Гречишников, Дашковский, Фокин, Ефремов, Беляев, Русаков, Трычков и многие другие переселились туда. Неспроста! Готовилось что-то важное. Это понимали все.
Официантка Тося Валова старательно, как всегда, кормила летчиков и замечала, что даже веселый и добродушный лейтенант Алексей Кравченко, замечательный затейник, присмирел, стал неузнаваемо серьезным.
- Товарищ Кравченко, - попросила, улыбнувшись, Тося. - Вы хотя бы какую-нибудь шутку вспомнили, а то что-то совсем рассерьезничались.
- Нет, Тосенька. Сейчас нам всем не до шуток. Когда-нибудь в другое время. Слышишь, сколько машин гудит? Слетаются ребята.
