Вячеслав Кондратьев - На станции Свободный
- Надеюсь, наш знаменитый капитан Иванов будет отпускать нас в город, и тогда, вьюноша... - Погост многозначительно замолк.
- Мы, кстати, живем недалеко от вокзала, - заметила Надя.
- Вы слышите, Андрюша? Недалеко от вокзала! А значит, у вас впереди потрясающие перспективы, и пусть они там, в Москве, в свете неоновых реклам... - махнул Погост рукой и опять засмеялся.
- Не много ли "неоновых реклам", Погост? - усмехнулся Андрей.
- Вы правы - перебор, - добродушно согласился тот и перевел разговор на другое.
Так сидели они и болтали про разные разности: и о Москве, и об их "припухаловке" на точке семьдесят седьмого километра... Андрей похвастался, что он залезает на верхний пояс фермы моста и оттуда в хорошую погоду любуется городом, где живет Надя. Она же говорила, что их город очень красив и довольно старинный, что очень широк и могуч Амур, на котором стоит город, но в бинокль можно хорошо рассмотреть маньчжурский поселок на том берегу и что в недалеком прошлом маньчжуры и корейцы переплывали на своих лодочках в рыночные дни и торговали в городе...
Когда Андрей опять собрался на перекур, Надя тоже поднялась:
- Жарко очень... Пойду с вами на площадку.
Андрей открыл в тамбуре дверь. Напором воздуха взвило Надину косу, затрепыхалась кофточка, вспорхнула юбка, приоткрыв колени. Поначалу они ничего не говорили, но после того, как Андрей закрыл дверь, Надя спросила:
- Вы давно в армии?
- Меньше года... Но Москва и прошлая жизнь ушли куда-то далеко, словно и не существовали.
- Ну, не может этого быть.
- Может. В полковой школе мы были как заведенные, только двадцать минут в день - личное время, а так с подъема до отбоя без передыха. Некогда даже о чем-нибудь подумать. Но мне повезло, что попал в техническую часть.
- Так вот почему у вас вузовские учебники!
- Заметили все-таки. У меня вообще были планы за годы армии пройти самому первый курс института, но, видимо, не получится. Может быть, вот за второй год...
- А в каком вы иституте?
- В МИИТе... Я знал, что призовут в армию, но все же сдавал экзамены, хотя... - он задумался, - хотя не знаю, придется ли заниматься.
- А почему?
- Так... По разным обстоятельствам. - Он затянулся в последний раз и выбросил папироску. - Да, мы совсем одичали за зиму. Только раз отпустили в увольнение. И сейчас мне как-то странно, что я вне строя, еду в пассажирском, разговариваю с вами... Только вот... неудобно. - Андрей коснулся рукой своей остриженной головы и показал на обмотки: - Никак не привыкну.
- Ерунда какая, - улыбнулась Надя. - Неужели вас это смущает?
- Убивает, - вздохнул он. - Я просил мать прислать мне сапоги. Возможно, скоро получу посылку...
- Не убивайтесь, - продолжала она улыбаться. - Умные люди на такие мелочи внимания не обращают.
- Значит, и вы?..
- Значит, и я.
У Андрея отлегло от сердца, хотя он все же не представлял, что может кому-то понравиться в этих уродливых обмотках. Он опять решил хвастнуть и сказал, что уже купался.
- Вода, наверно, ужас какая холодная?
- Нормальная... Только очень сильное течение, против не проплывешь. Немного ниже нашей точки есть небольшой остров. Так когда я к нему плавал, меня чуть не пронесло мимо. А остров совсем первобытный, было очень интересно бродить по нему. Даже казалось, что вдруг появятся какие-нибудь доисторические чудовища...
Вспыхнувшее в вагоне желание поцеловать Надю сейчас, когда они оказались одни в тамбуре, куда-то ушло. Ему было просто необыкновенно хорошо стоять вместе с ней, говорить... Он начал рассказывать ей об одном вечере, который не уходил из памяти. Капитан Иванов пригласил его и помкомвзвода Сашку Новикова (тоже москвича) к себе, угостил трубочным табаком, который курил сам, и после нескольких офицерских анекдотов времен первой мировой, рассказанных капитаном, и ничего не значащих разговоров он вдруг нахмурился и очень серьезно, без обычного для него двусмыслия, спросил, а не кажется ли им, что в этом году придется и повоевать. Им nак не казалось. Тогда капитан вздохнул: "Нет, ребятки, чует мое сердце - придется. Потому и не гоняю вас, отдыхайте пока, набирайтесь силенок. Война тяжкая будет. Начнут немцы, конечно, но и япошки могут тут зашевелиться".
- Неужели она все же будет? - спросила Надя.
- Не знаю. Сейчас, днем, когда солнышко светит, в это как-то не верится, а вот ночами иногда задумываешься.
- Вы боитесь войны? - спросила Надя, потом засмеялась. - Чего я спрашиваю: разве мужчина признается в этом? А вот я боюсь и не хочу ее, и мне в этом не стыдно признаться, я ведь женщина.
- Наверно, я не боюсь ее, - серьезно сказал Андрей, так серьезно, что она сразу же убрала улыбку. - И я не рисуюсь. Понимаете ли, я пока не могу рассказать вам о себе все, скажу только, что после войны должно что-то измениться. Я так думаю.
- Что изменится?
- Ну, не знаю конкретно, но что-то должно.
- А возможная смерть на войне? Ее вы тоже не боитесь?
- Смерть? Конечно, боюсь, - улыбнулся он, - но реально пока не могу ее представить.
Они помолчали немного, потом Надя спросила, нравится ли ему Дальний Восток.
- Нравится. Только он действительно очень дальний. Чувствуешь такую оторванность от дома, какой никогда не ощущал. У нас на точке очень красиво река, сопки, дали...
- Да, такие просторы... Вот я не смогла бы жить в большом городе... в свете неоновых реклам...
- А я урбанист. Большой город очень хорош, особенно вечерами. Я бывал в Ленинграде, он красивее Москвы и как-то историчней, хотя Москва и много старше Питера. Но вот бредешь по Невскому и невольно думаешь: тут ходили Пушкин, Гоголь, Достоевский, Блок, Есенин... Города полны прошлым, историей. По Ленинграду я бродил даже ночами, и мне казалось, что вдруг в одну из белых ночей я встречу... ну, Раскольникова, к примеру...
- Как интересно! - воскликнула она. - Вы, наверно, большой фантазер?
- Нет, я скорее чересчур рассудочен, но Питер, белые ночи... поневоле начинаешь фантазировать. Просто нельзя не фантазировать. Понимаете?
- Понимаю. Мой отец, несмотря на то что инженер-путеец, - страшный фантазер и выдумщик.
- А где он кончал институт, не в Москве?
- В Москве.
- Не знаете, в каком году?
- Кажется, в двадцатом.
- А мой в восемнадцатом! Возможно, наши отцы были знакомы! Вот здорово!
- Вы напомните мне фамилию, я спрошу у папы. В общем, когда получите увольнение, заходите прямо к нам. Хорошо?
- Спасибо большое, Надя. Конечно, зайду, лишь бы отпустили. Вы знаете, как здорово, что мы познакомились. Мне теперь не будет так одиноко на этом дальнем-предальнем Востоке, - горячо и искренне сказал Андрей. - Вы даже не представляете, что значит после казармы побыть в семейном доме, посидеть в домашней обстановке. Мы все так соскучились по своим домам.
