Олег Лекманов - Осип Мандельштам: Жизнь поэта
Все мемуарные свидетельства о Мандельштаме по возможности пропускались нами через фильтры предварительной проверки бесспорными фактами. И зачастую эта проверка сводила их информативную ценность почти к нулю. Только один пример из множества напрашивающихся. Жена стихотворца Д. Петровского, Мария Гонта, в очерке «Из воспоминаний о Пастернаке» сначала датирует свою встречу с «респектабельным и важным» Мандельштамом «зимой 1925 года».[36] Потом сообщается, что поэт читал собравшимся стихи, и мемуаристке особенно запали в душу строки:
И отвечал мне заплакавший Тассо,
Я к величаньям еще не привык:
Только стихов виноградное мясо
Мне освежило случайно язык.[37]
А далее рассказывается, как «вдруг выяснилось, что бездомный Мандельштам, с трудом дотягивавший от аванса до аванса, недавно получил небольшую, уютную квартиру в Ленинграде».[38] Получается, что зимой 1925 года Мандельштам читал слушателям свое стихотворение «Батюшков» 1932 года, причем строка «И отвечал мне оплакавший Тасса» комически преобразилась у него в «И отвечал мне заплакавший Тассо». «Уютную» же, пусть и «небольшую» квартиру в Ленинграде поэт отродясь не получал, вероятно, подразумевается кооперативная двухкомнатная квартира в Москве, в которую Мандельштамы переехали в октябре 1933 года.[39]
Отдельной строкой следует отметить Мандельштамовское свойство «во всем видеть фабулу, фабульность своей судьбы» (свидетельство Сергея Рудакова).[40] «Думаю о своей судьбе, отнятой, как сказал Мандельштам обо всех нас», – цитировал Николай Пунин характерную Мандельштамовскую формулу в одном из писем 1929 года.[41] Даже «смерть <любо—го> художника» автор «Камня» предлагал «рассматривать как последнее заключительное звено» в «цепи его творческих достижений» (1:201).
Конечно, основным источником при написании этой книги послужили для нас произведения Мандельштама. Чьи загадочные, почти сюрреалистические «Стихи о неизвестном солдате» (1937) завершаются удивительно ясными строками, показывающими поэта рядом со своими современниками и вместе с тем – обособленно от них:
Напрягаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
– Я рожден в девяносто четвертом…
– Я рожден в девяносто втором…
И, в кулак зажимая истертый
Год рожденья, с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
– Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году, и столетья
Окружают меня огнем.[42]
Глава первая
ДО ПЕРВОГО «КАМНЯ»
(1891–1913)
1
Осип (Иосиф) Эмильевич Мандельштам, как сказано им самим, родился «в ночь с<о> второго <(14)> на третье <(15)> января» 1891 года в Варшаве.
Согласно семейной легенде, предки Мандельштамов были выходцами из Испании, а основателем рода считается ювелир при дворе курляндского герцога Бирона. «Семья дала миру известных врачей и физиков, сионистов и ассимиляционистов, переводчиков Библии и знатоков Гоголя».[43] «В Киеве старожилы до сих пор вспоминают о профессоре—офтальмологе и общественном деятеле, носившем эту фамилию. В ленинградском медицинском мире почетное место заняли мои сверстники и тоже Эмильевичи – два брата Мориц и Александр Мандельштамы. Один из Мандельштамов заведовал кафедрой в Гельсингфорском университете. Другой был драгоманом и знатоком арабской культуры. Он работал в русском посольстве в Константинополе», – с гордостью писал в своих воспоминаниях младший брат поэта, Евгений.[44]
Немецко—еврейская фамилия «Мандельштам» переводится с идиш как «ствол миндаля» и заставляет внимательного читателя Библии вспомнить о процветшем миндальном жезле первосвященника Аарона (Числа 17, 1—10) и о видении пророка Иеремии: «Я сказал: вижу жезл миндального дерева» (Иер. 1, 11). О происхождении своей фамилии сам поэт никогда не забывал и обыгрывал его в стихах:
Как царский посох в скинии пророков,
У нас цвела торжественная боль.
(«Есть ценностей незыблемая скала…», 1914),
а также в прозе – например, в открытом письме А. Г. Горнфельду, помещенном в «Вечерней Москве» от 12 декабря 1928 года, где Мандельштам отделяет себя – русского поэта от себя же – иудея: «А теперь, когда извинения давно уже произнесены, – отбросив всякое мшдалъничанъе, я, русский поэт…» и т. д. (IV:103). Евгений Мандельштам вспоминал, как они с братом в юности разыгрывали свою фамилию в шуточной шараде: первые два слога – лакомство, третий – часть дерева.[45]
Отец Мандельштама Эмиль (Хацкель) Вениаминович родился в 1852 году, если верить аттестату Динабургской ремесленной управы, или в 1856 году, если положиться на память Евгения Мандельштама, в местечке Жагоры Шавельского уезда Ковенской губернии. «Четырнадцатилетний мальчик, которого натаскивали на раввина и запрещали читать светские книги, бежит в Берлин, попадает в высшую талмудическую школу, где собирались такие же упрямые, рассудочные, в глухих местечках метившие в гении юноши: вместо Талмуда читает Шиллера, и, заметьте, читает его как новую книгу» (из автобиографической прозы О. Мандельштама «Шум времени»; 11:362).
Не выдержав полуголодного, почти нищенского существования в Берлине, юноша отказывается от учебы и в поисках заработка возвращается в Прибалтику. В это же время в Ригу перебрались родители Эмиля Вениаминовича. Здесь также жил один из его братьев. Второй обосновался в Варшаве.
Девятнадцатого января 1889 года в Динабурге (Двинске) состоялось бракосочетание Эмиля Мандельштама с Флорой Осиповной Вербловской. Финансовые дела Мандельштама в этот период его жизни наладились. Эмиль Вениаминович занялся изготовлением перчаток и в конце февраля 1891 года, спустя месяц с небольшим после рождения старшего сына Осипа, получил аттестат «в том, что он признается достойным мастером Перчаточного дела с присовокуплением вспомогательного ремесла сортировщика кож».[46] В семье Мандельштамов до сих пор хранится принадлежавшая Мандельштаму—старшему печатка для маркировки кож.
В 1892 году у Мандельштамов рождается второй сын – Александр, в 1898 году – третий, Евгений. К этому времени Эмилю Вениаминовичу удается перевезти семью сначала поближе к столице – в Павловск (1894 год), а затем, около 1897 года – в сам Петербург.
