Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)
Идешь к себе в комнату расстроенный. Что же делать? Пожалуй, лучше всего воспитывать— и здесь, в этом возрасте— на добром примере. Пока я показываю Маше этот пример на животных. Говорю “нельзя” Пальме или коту... Но ведь мы имеем дело не с дрессированными животными. Я говорю: “Пальма, нельзя”— а этот дурак хватает меня за рукав или грязными лапищами кидается мне на грудь. А Машка видит и берет пример.
Иногда, когда бесенок дремлет, бывает и по-другому. Машке действительно понадобилось сунуть палец в рот. Мало ли зачем: зачесалась десна, в зубик что-нибудь попало. Девочка уже тянет палец ко рту и вдруг вспоминает что-то, быстро взглядывает на меня и— отдергивает пальчик.
8.6.57.
Вчера не записал такую забавность.
Я лежал на своей раскладушке. Пришла мама с Машей на руках. Девочка стала шалить. Я сказал: “Нельзя”. Она не послушалась. Я повторил. Она смеется. Тогда я протянул палец в сторону двери и грозно сказал:
— Прошу вас выйти.
Девочка посмотрела на мой грозный палец, взяла его и стала водить этим пальцем по своей ладошке, то есть “варить кашку”. Суровый отец не выдержал и рассмеялся.
10.6.57.
Вечером сорвалась с цепи Пальма. Носилась как угорелая по саду. Машка испугалась,— вернее, была потрясена неожиданностью, фантасмагоричностью случившегося: собака, которая в ее представлении была до сих пор чем-то вроде живого растения, прикованного к одному месту, вдруг обрела способность передвижения!..
14.6.57.
Опять, Машка, должен извиниться перед тобой. Пропустил три дня. Уставал очень, много работал, да и людей всяких много приезжало...
Что же нового в твоей жизни?
Исчезла Пальма. Пришли два человека— высокий дядя, брат хозяина, и девочка, его дочка. Отмотали цепь, на которой сидела Пальма, и увели собаку— куда-то за тридевять земель, в Тарховку.
А ты что?
А ты и не заметила этого исчезновения! Я принес тебя к разоренному очагу нашей любимицы, ты удивилась, поискала Пальму глазами— и все. Память у тебя короткая, девичья.
11 МЕСЯЦЕВ
5.7.57.
Тетя Маша встретила меня широкой улыбкой:
— Поздравляю тебя, Алексей Иваныч!..
— С чем?
— Пошла.
— Кто? Куда пошла?
— Машенька наша пошла. Поставили ее в саду на стол— она пять шагов сделала.
Этих пяти шагов я не видел, но то, что Машкины попытки ходить самостоятельно с каждым днем становятся смелее,— это истина.
11.7.57.
У Машки уже три зуба. Четвертый лезет рядышком с третьим, как маленький боровичок возле большого гриба.
Очень смешно и даже страшно Машка скрежещет своими тремя с половиной зубами.
Разговорные ее успехи застряли. “Мама”, “папа”, “баба” бубнит невнятно, но на своем языке лепечет что-то помногу и с воодушевлением, особенно когда обращается к животным. В интонациях улавливается и “нельзя”, и “это что такое!”, и “уходи!”.
Ходит помногу и с удовольствием, но пока все еще с поддержкой. Очень любит ходить с тетей Машей в булочную и на рынок.
18.7.57.
Все эти знойные июльские дни Машка проводит на берегу Разлива, и папа, на которого навалилась срочная работа, видит ее только вечером.
Сегодня мама уезжала в город, дочку нашу пасла тетя Ляля, а в роли подпаска выступала другая тетя— Нина Колышкина.
Перед Ниной мы демонстрировали гимнастику, и она была “буквально потрясена”. Один номер у нас действительно совершенно цирковой. Я поднимаю Машу над головой,— держу ее рыбкой, одной рукой за ножки, а другую подложив ей под грудь. Машка берет руками складной металлический стул, поднимает его, и я кружу ее в воздухе вместе со стулом. Надо помнить, что “королеве воздуха” одиннадцать с половиной месяцев.
Очень забавно выглядит и другой номер— уже не акробатический. Я лежу в гамаке, а Машка стоит рядом, раскачивает гамак и напевает: “Бай-бай. Бай-бай”.
22.7.57.
Приехала из Тбилиси бабушка Люба. Машка ее, разумеется, не узнала. Не дичилась, не плакала, не отталкивала, но поглядывала на нее первое время с холодной, вежливой, вполне благопристойной, но нисколько не задушевной улыбкой. За три месяца разлуки образ бабушки начисто стерся в ее памяти.
Наибольший переполох приезд Любови Ивановны вызвал у тети Маши. Девочка за это время успела к ней привязаться, и у старухи настоящая ревность. Впрочем, и бабушка Люба ревниво поглядывает на Машкину няню.
1.8.57.
Вчера пришло письмо от К.И.Чуковского, который пишет, что, получив Машин портрет, “более получаса разглядывал его” и нашел, что у девочки “очень индивидуальное лицо”. “Одиннадцать месяцев, а уже видно “сквозь магический кристалл”, какой она будет и в школьные и в студенческие годы...”
А ведь и у меня есть— и уже давно— этот магический кристалл. Может быть, с трех, если не с двух месяцев Машка для меня человек, индивидуальность. Я чувствую, куда она может повернуть и куда, в какую сторону, по какому направлению ее следует подталкивать.
3.8.57.
Сегодня истекает последний день первого года Машкиной жизни. Трудный был год, каждый день его и каждый час стоили крови и нервов, а в целом, как и всегда это бывает, промелькнул этот год почти незаметно. Давно ли был он, этот пасмурный августовский день, когда я стоял в подворотне родильного дома имени Видемана и с трепетом читал на доске, среди прочих фамилий, фамилию некоей Пантелеевой-Еремеевой, пол женский, рост 50 сантиметров, вес 3050 граммов! Давно ли, казалось бы, мелькнул и другой, ясный, пронизанный солнцем осенний денек, когда я через ту же подворотню бережно вынес на улицу нечто, завернутое в синее шелковое одеяло, нечто крохотное, живое, шевелящееся, незнакомое и вместе с тем уже бесконечно близкое, вызывающее слезы на глазах! И вот это нечто уже с криком бегает по дорожкам нашего дачного сада!..
ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ
9.8.57.
Не по дням, а по часам растет Машка. С каждым днем увереннее и нахальнее бегает она по вышеупомянутым дорожкам.
Лепечет без устали. А отчетливо не произносит ни одного слова, кроме “мама”. Да и это слово употребляет, пожалуй, лишь в самых крайних случаях, когда очень уж разобидят ее, оставят одну, например. Понимает же они если и не “всё”, как уверяет бабушка, то во всяком случае очень много.
Иногда даже кажется: не может быть, случайно это!
“Машенька, смотри под ноги. Корень!”, “Машенька, обойди это дерево”, “Машенька, подними куклу и дай маме”. Подумает и сделает. Бывает, конечно, что и ошибется. Подаст куклу не маме, а мне... Поправишь ее: “Маме, мамочке дай!”— и бежит к маме.
Это общее мнение, что выглядит она старше своих... впрочем, каких там “своих”. Не своих, а своего. Годика!
